Вы одновременно и злитесь на Германию, и сочувствуете немцам. Почему?
Мой дом – Готтинген. Город принял несколько тысяч сирийских беженцев, и теперь должен решить, что с этим делать. Они много шумят, и от них много беспорядка в центре города. Когда мне это сильно надоедает, я им говорю: “Сделайте радио потише” или “Будьте добры, не орите”. Я не боюсь этого сказать. Но немцы так не поступают – боятся, что их назовут расистами. Поэтому я им сочувствую. Они также запуганы и боятся сказать, что думают.
Вы же сам сириец. Ваша вторая родина приняла сотни тысяч ваших соотечественников – вы должны быть в восторге от этого.
Я много езжу на такси, потому что у меня нет машины. . Лучше всего ездить с таксистами -турками или иранцами. Они думают точно также, как я. Нам удалось найти здесь работу, свободу и немного спокойствия. Эти полтора миллиона беженцев принесли смятение в общество. Мы -”немцы-иностранцы” опасаемся за нашу интеграцию.
Скверный немец всегда – или нацист, или душа-человек. Это – две стороны одной медали. Я боюсь что сегодняшний душа-человек окажется завтрашним нацистом.
Потому что у них внезапно появится ощущение того, что они тонут в этом потоке?
Да
Вы были антисемитом, когда приехали в Германию?
Я родился в Дамаске, и я прожил там до 18 лет. По радио, в школе, везде я слышал, что евреи – заговорщики и враги арабов. Это было фоновой музыкой моего детства. Я приехал в Германию ненавистником евреев не потому, что я Бассам Тиби, но потому что я вырос в антисемитской арабской культуре. Большинство сирийцев – антисемиты.
Как вы преодолели этот антисемитизм?
Мне сильно повезло, я учился у двух великих еврейских философов – Адорно и Хоркхаймера. Адорно изменил мою жизнь, излечил меня от антисемитизма. Я думал: Адорно – еврей, и это значит, что что евреи не могут быть плохими. Позднее я стал первым сирийцем, приехавшим в Израиль, и публично заявившим: Я признаю еврейский народ и его его право на государство в Израиле. С тех в Сирии я считаюсь предателем.
