Мы не намереваемся объяснять, почему это так. Некоторые вещи видны невооруженным взглядом. Прежде всего, перед лицом все более монолитной социальной и политической структуры, чья способность к самоувековечиванию и расширению кажется беспредельной, радикальные интеллектуалы не могут согласиться с особым статусом науки, с тем, что ее следует исключить из вездесущих тенденций развития капитализма. Он крайне не желают относиться к науке как активности автономного и нескованного интеллекта. Легко увидеть причины этого. Наука, в конечном итоге, хорошо интегрирована в технологическую, индустриальную и военную механику капиталистического общества. Она полагается на эту систему в качестве материального основания для продолжения собственного развития, по меньшей мере в тех отраслях, где для этого необходимы существенные инвестиции. Для работающих в брюхе этого чудовища ученых, ситуация, конечно же, выглядит куда менее прямолинейной и однозначной.
На деле, большинство ученых и и интеллектуалов рассматривают нынешнюю культуру – честно (и корректно) в качестве исторического образца, до той степени, в которой она поощряет автономию идей и свободу мысли. С другой стороны, тех социальных критиков, кто ассоциирует себя с долгой традицией воинствующей непримиримости, и для кого позитивное социальное изменение неизбежно требует разрыва непрерывности, подобные соображения совершенно не трогают. Такой критик рассматривает утверждение о независимости ученого в качестве сконструированной идеологии, которая держит его в заключении и направляет все его действия. . Для аналитика культурно-конструктивистского пошиба , научная истина всегда и везде – вопрос социальной власти.
Paul R. Gross, Norman Levitt Higher Superstition: The Academic Left and Its Quarrels with Science
