Алавиты выиграли от установления французского правления, как никто другой. 1 июля 1922 года было основано автономная область Латакия (“Санджак Латакия”). Алавиты наконец-то вырвались из под ненавистного суннитского контроля. Алавиты были выведены из юрисдикции суннитских судов – все дела, касающиеся представителей общины, теперь рассматривались алавитскими юристами. Алавитское образование облагалось меньшим налогом и получало значительную французскую субсидию.
В ответ, благодарные алавиты оказывали французам серьезную поддержку. Они приняли активное участие в выборах 1926 года, выборах, которые другие общины предпочли бойкотировать. В сформированных французами восьми батальонах Troupes Spéciales du Levant непропорционально большую часть – более половины, составляли алавиты. Troupes Spéciales сохраняли лояльность по отношению к своим французским командирам вплоть до второй половины 1945 года.
Полицейские-алавиты разгоняли суннитские демонстрации, прекращали суннитские забастовки, подавляли суннитские бунты. Анри де Ювенель, французский верховный комиссар в Сирии в 1925-1927 годах вспоминал: “Один алавитский политик сказал мне: За три или четыре года мы достигли большего прогресса, чем за три или четыре столетия. Мы хотим только одного – чтобы нынешняя ситуация продолжилась”.
Профранцузские настроения были выражены особенно ярков 1936 году, после того, как алавитскую автономию ненадолго присоединили к Сирии. Алавиты говорили об объединении с суннитами не иначе, как о “возвращении в рабство”. В письме французскому премьеру Леону Блюму алавитский политик написал: “Хотелось бы напомнить вам о глубине пропасти, разделяющей алавитов и суннитов. Объединение приведет к невообразимой катастрофе”.
Позднее , шесть знатных алавитов, включая Сулеймана Асада (дедушку Хафеза Асада) написали еще одно письмо Блюму. В нем говорится: “Алавиты отличаются от суннитов исторически и религиозно. Алавиты отказываются присоединиться к Сирии, поскольку это – суннитское государство, обитатели которого рассматривают нас в качестве кафир (неверных)”. Окончание французского мандата представляет смертельную опасность для алавитов, а дух религиозного феодализма превращает Сирию в страну, неспособную к самоуправлению. Только Франция, оставшись в Сирии, может обеспечить безопасность и свободу алавитов”.
Еще более тревожно звучат слова петиции, подписанной летом 1936 года 450 тысячами алавитов, друзов и христиан: “Алавиты – люди, а не скот, готовый к забою. Никакая сила в мире не заставит их принять ярмо их традиционных и потомственных врагов, не превратит их навечно в рабов. Алавиты будут горько сожалеть о потере дружбы и традиционной привязанности к благородной Франции, которая до сего дня была ими столь любима”.
Несмотря на то, что Латакия потеряла автономию в 1936, провинция была объявлена на “специальном политическом и финансовом режиме”.
Алавитское сопротивление суннитам только усилилось в 1939 году, когда упомянутый в предыдущем посту “Пророк” эль-Муршид возглавил антисуннитское восстание, в котором приняли участие около 5 тысяч человек. Муршиду удавалось на протяжении нескольких лет поддерживать фактическую независимость Латакии от властей в Дамаске.
Сунниты, в особенности суннитские городские элиты были теми, кому досталась власть по окончании французского мандата в 1946 году. Даже после провозглашения независимости алавиты продолжали противостоять властям в Дамаске, и Муршид возглавил второе восстание в 1947 году. Восстание было подавлено, Муршид казнен. Третье алавитское восстание вот главе с сыном Муршида произошло в 1952 году. Неудачи трех восстаний заставили алавитских лидеров задуматься о присоединении к Ливану или Трансиордании. Алавиты были готовы на все, лишь бы не оставаться в Сирии. В глазах суннитов это лишь еще больше испортило имидж алавитов.
