Несмотря на это, магдебургцы не сдавались, и в городе началась битва за каждый дом. С 5000 солдат и 2500 ополченцев численное превосходство было на стороне врага, но лишь небольшая часть из 25 000 католиков могла пройти в город. Аккерман пишет: “нас отбросили во второй и в третий раз к стенам и лестницам”.
В этой неопределенной ситуации Паппенгейм принял решение “поджечь несколько домов, с тем, чтобы отвлечь горожан от боя на тушение пожара”. Аккерман пишет: “Это был прекрасный, ясный и спокойный день. Вопреки нашей воле были подожжены два дома напротив Hohe Pforte“. Hohe Pforte – ворота Нового Города, и их, скорее всего, можно идентифицировать с Neustädter Tor (ворота Нового Города) о которых пишет Хагендорф. Это решение, по всей видимости, сыграло роль в поджоге Магдебурга с целью выкурить защитников из домов. Два дома “сверкая, горели около часа”. Несмотря на это, никто не захотел сложить оружия, и повсюду горожане продолжали драться с невероятным отчаянием. Несмотря на это, нападающим удалось распахнуть ворота Магдебурга – и католическое воинство заполонило улицы.
Наступил решающий момент штурма – и тут начался пожар. Капитан Аккерман пишет: “Поднялся страшный ветер. Город превратился в один гигантский костер, и не было никакой возможности спасения”. Отто фон Герике вспоминает: “В 10 часов утра весь город был охвачен пламенем”.
Согласно древнему обычаю, город оказался на милости победителя, и солдаты могли грабить в свое удовольствие – но им следовало поторопиться, ибо пламя угрожало поглотить и побежденных, и победителей, со всеми их трофеями. В такой ситуации тот, кто отказывался от грабежа, ставил под удар своих близких, для многих, таким образом, мародерство оказывалось не больше не меньше, а моральным долгом, и слово “долг” следует здесь понимать настолько буквально, что современному человеку трудно в это поверить.
Таковы уж были условия, в которых жили солдаты той эпохи – жили они мародерством, которое было не только быстрым, но часто и единственным средством обеспечения существования. Часто денег им не платили месяцами, а у многих наемников были семьи, и эти семьи надо было кормить.
