Из интервью с Элкой Шуманн : “Он хотел поехать в Советский Союз – помогать строить лучшее общество. Мой отец нанялся на завод General Motors и обучился на сварщика. Так он получил необходимую профессию, и с ней уехал в Магнитогорск и там он встретил мою мать”.
“После 1935 года, после того, как родилась моя сестра, иностранцы начали терять работу, их увольняли, иногда их сажали в тюрьму. И мой отец решил, что он должен уехать, и он уехал во Францию, он не изучал журнализм, но он вернулся через год в Советский Союз журналистом, французской газеты, это, возможно, было в 1939 году”.
New York Times book review 1989: “Скотт выучил русский, женился на русской женщине (Маше). Но, в конце концов, он пал жертвой растущей сталинской ксенофобии (!). Его сторонились на заводе и он был вынужден переехать в Москву (!), где он четыре года ждал разрешения вместе с женой покинуть страну. Через несколько лет после возвращения на родину он превратился в ярого антикоммуниста. До своей смерти в 1976 он ездил по миру в качестве редактора , бизнесмена и консультанта, читая проповеди о том, насколько опасная бесчеловечная система таится за видимым шармом коммунизма”.
Из книги Джона Скотта “Город Стали” “После трех месяцев ожидания, за которые я успел написать немыслимо плохой роман и немного выучиться японскому языку, мы решили, что надо что-то делать. Возможность работать в Магнитогорске, по всей видимости, исключалась. Власти сообщили нам, что Машино заявление будет рассматриваться, может быть, в течение нескольких месяцев. Мы решили, что я должен ехать в Москву и постараться получить работу в качестве переводчика или секретаря у какого-нибудь иностранного корреспондента. Это означало, что придется на время расстаться с семьей, но казалось, что никакой другой альтернативы не было. Я переехал в Москву и стал обозревателем, впрочем, я всегда, вероятно, только им и был. Если бы не Маша и дети, то я вообще бы уехал сразу же. Но пришлось прожить еще три года, пока мы наконец не смогли все вместе уехать в Америку”.
Скотт якобы “разочаровался” в советской версии коммунизма уже в 1938, о чем свидетельствуют протоколы его бесед в американском посольстве в 1938 году. Об этих отчетах, касавшихся раскулачивания вредительства и общего экономического состояния и производственных возможностях комбината в Магнитогорске стало известно НКВД.
