Это – широко распространенное, в особенности посреди исламистов убеждение. Исламисты не любят жизнь. Для них жизнь – не более, чем разбазаривание времени вечности, соблазн, излишнее цветение и плодовитость, отдаление от Аллаха и парадиза, отсрочка от встречи с вечностью. Жизнь – результат неповиновения, и это неповиновение исходит от женщины. Исламист не любит женщину, которая дает жизнь, и лишь продлевает экзамен, держит его вдалеке от парадиза – своим нездоровым шепотом, и воплощает собой дистанцию между ним и богом.
Тело женщины принадлежит всем – кроме ее самой
Несколько лет назад я написал о положении женщины в так называемом арабском мире: “Кому принадлежит тело женщины? Ее нации, ее семье, ее мужу, ее старшему брату, ее кварталу, детям ее соседа, ее отцу и государству, улице, предкам, национальной культуре и всем прочим – за исключением ее самой. Тело женщины – то место, в котором она теряет все ее принадлежащие и саму свою идентичность. В ее теле женщина – не более чем гость, в капкане экспрориирующих ее законов и традиций. Она носит свое тело как платье принадлежащее всем, его запрещено обнажать – но его видят все. Ее тело – товар для всех, ее невзгоды – только для нее. Если она его демонстрирует, ее атакует весь остальной мир – не потому, что она обнажила грудь, но потому что она обнажила мир. Ее используют в игре, в которую она сама играть не может. Святое, но не представляющее личность. Желание для всех, но сама лишенная желаний. Место, в котором все встречаются – за исключением ее самой. Такое течение жизни, которое запрещает ей саму жизнь”.
Свобода, которой мигрант хочет, к которой он стремится – но которую он не может принять. Он видит Запад через тело женщины, и рассматривает его свободы через призму религиозных категорий аморальности и “добродетели”. Тело женщины не рассматривается в качестве ценности фундаментальной для Запада свободы, но как символ декаданса, и потому его следует опустить до собственности или “греха в чадре”. Свобода женщины на Западе не видится в качестве причины его превосходства, но считается капризным элементом западного культа свободы.