Направление, в котором развивалась битва, уже не оставляло никаких сомнений в ее исходе – но в этот момент произошло нечто, что могло иметь катастрофические последствия для армий шерифа. В начале битвы он был крайне обеспокоен прорывом д‘Авиеро, и н, несмотря на свою слабость и агонию, пересел из паланкина в седло, с тем, чтобы сплотить дрогнувшие эскадроны на фланге. Они были готовы в любой момент последовать примеру тех, кто бежал в Фез.
Шериф, видя как триумфальная христианская конница стремительно приближается, бросился в самое пекло битвы. Его приближенные, понимавшие его состояние, попытались его остановить. Они повисли на его стременах и схватились за узды его лошади. Разъяренный этими попытками остановить его, умирающий султан с трудом поднял меч над головой и отогнал придворных. Это последнее усилие оказалось слишком большим для него потеряв сознание в припадке боли он чуть не свалился с лошади, но был поддержан придворными. Они положили его в обратно в паланкин, он на несколько минут пришел в сознание – но через полчаса был мертв. Ему было 35 лет.
Среди арабов ходит история о том, что перед смертью он велел держать свою кончину в секрете до окончания битвы. Необходимость этого была очевидна визирям не меньше, чем ему самому. Междоусобная вражда была традицией среди разнообразных и взаимно враждебных элементов из которых состояло население его царства. Ненависть разделяла арабов и берберов. Единственным предохранителем от гражданской войны был сильный правитель, который мог вселить в любую фракцию достаточно страха перед последствиями мятежа.
Обстоятельства смерти Абд эль-Малика порождали куда более серьезные риски. Громадная армия, которую ему удалось организовать была согнана вместе насилием. Страх последствий неподчинения приказу шерифа привел большинство этих людей на поле битвы, а не любовь к родине или правителю. Известие о его смерти предоставляло такую возможность, которую немногие готовы были упустить – и племя обратилось бы на племя. Многие могли бы перейти на сторону “черного султана”, Мулаи Мухаммеда, который по иронии судьбы сейчас сражался на стороне неверных.
В таких обстоятельствах армия шерифа могла рассеяться , как стог соломы в бурю, и христиане, неожиданно для самих себя, оказались бы победителями. Все эти риски были очевидны для визирей и ренегатов, окружавших смертное ложе шерифа. Султан Сулейман Великолепный за 12 лет до этого также умер в разгар битвы – и его смерть была скрыта от куда более организованного и вымуштрованного турецкого войска. Можно предположить, что Абдель Малик, хорошо знакомый с нравами турок, оставил однозначные распоряжения о том, как действовать в случае его смерти. Его тело несли в паланкине. Его еврейского доктора не задушили – вместо этого он шел рядом с правителем, делая вид, что разговаривает с мертвецом через закрытую занавеску.
