Тот факт, что Израиль осознавал вероятность существования сирийского ядерного проекта во многом объяснялся травмой, пережитой израильской разведкой в 2003 году. Тогда ливийский диктатор полковник Муамар Каддафи публично признал существование ливийской ядерной программы.
Амнон Суфрин, глава разведывательного отдела Моссада, вспоминает: “Утром 19 декабря 2003 года я включил радио и услышал, что американцы и британцы убедили Ливию демонтировать ее ядерную программу. На следующий день я собрал моих людей и сказал им, что мы пережили два тотальных провала – мы не только не знали о существовании ливийской ядерной программы, мы также не знали и о том, что переговоры о ее прекращении идут восемь месяцев. Мы стали анализировать ливийскую программу и пытаться выяснить, кто еще мог решиться на нечто подобное в регионе”.
Западные правительства быстро установили, что ноу-хау было продано ливийцам Абдуль Кадир Ханом, отцом пакистанской ядерной бомбы, превратившегося в фрилансера и заработавшего состояние в качестве ядерного контрабандиста.
Израильтяне не игнорировали полностью Хана. У них были сильные свидетельства того, что Иран тайно занят развитием программы ядерных вооружений. Но они не осознали, что Хан преуспел и в других местах.
Шабтай Шавит, директор Моссада в 1986-1996 говорит, что израильской разведке было известно о поездках Хана на Ближний Восток, но она не поняла, что пакистанский инженер продает быстрый и относительно простой набор инструментов для начала путешествия к ядерному арсеналу.
Шавит говорит: “Если бы мы это поняли, было бы принято решение о его ликвидации. И это решение из тех, что изменяют ход истории”.
После ливийской “бомбы” начальники израильской военной разведки приказали собрать и обработать всю имеющуюся информацию о Хане. Доклады о нем пылились в архивах – но никто не занимался их анализом.
