Сперва, после народного восстания, диктаторы бежали на самолетах, как президент Туниса Зин аль-Абидин Бен Али в начале 2011 года. Теперь наоборот: люди бегут из Сирии по морю и по суше.
Этот разворот вызывает важный вопрос, одновременно простой и трагический: можно ли все-таки призывать к демократии после победы президента Башара Асада в Сирии, даже если эта победа окажется временной, как утверждают некоторые? Что это значит для народов Магриба и Ближнего Востока?
Для многих первый урок, который следует извлечь из сирийского случая, очевиден: нельзя всегда выигрывать революцию или, по крайней мере, не так быстро, как хотелось бы. До сих пор Асад вышел из конфликта сухим, даже укрепился – ценой убийства половины народа. Его политическое долголетие свидетельствует о том, что столкновения с ожесточенной оппозицией со стороны диссидентов, армии и большого круга международного сообщества недостаточно, чтобы свергнуть диктатора.
Асад, убив так много сирийцев, убил мечту о демократии в сознании многих других сирийцев, а также множества людей в других странах арабского мира. Они могут видеть, что революционер оказывается мучеником, запытанным до смерти заключенным, членом милиции, спонсируемой из-за рубежа, или нежелательным беженцем. Этого достаточно, чтобы посеять сомнение даже в самых демократических умах и самых горячих революционерах.
Еще одним следствием политического выживания Асада является то, что революция предполагает хищников из-за границы. Политические элиты в постколониальном арабском мире, будь то консервативные или левые, по-прежнему испытывают аллергию к внешней поддержке, поддерживая местные призывы к демократии: память о колонизации внушает подозрение к любой или почти любой форме международной помощи.
Например, алжирское правительство – очень консервативное, полицейское государство и тихий союзник исламистов – спекулирует на истории французской колонизации, чтобы придать уверенности своему утверждению, что «иностранная рука» способствует только свержению лидеров, а не свободе для людей.
