Асад-старший совершил паломничество в Мекку (правда, не хадж, а умра). Он принимал участие в молебнах в суннитских мечетях, постился во время Рамадана, активно пропагандировал исламскую культуру, Коран и исламские ценности. Режим строил мечети и использовал исламскую терминологию для мобилизации масс.
Партийная позиция по религиозному вопросу заключалась в попытке (как теперь представляется, безуспешной) примирить политическую необходимость исламской легитимации с секуляристской идеологией режима, непрактичность представления суннитских масс алавитским лидером, которого большая часть народа рассматривает в качестве еретика, с модернистскими наклонностями элиты.
Результат – уникальная сирийская трактовка ислама, подогнанная под реальность, в которой не-суннитский лидер олицетворяет собой суннитское государство. Эта же трактовка пытается подорвать идеологическую базу стандартного суннитского фундаментализма.
Официальный орган партии БААС, газета al-Thawra писала: “Поклонение Аллаху – это состояние общения (тавассуль) с Создателем. Несмотря на то, что средства могут быть различны, результат – один – спокойствие души и уверенность в завтрашнем дне”. Упоминание “тавассуль” отсылает к суфийским мистикам и их стремлению напрямую общаться со всевышним, отрицая необходимость существования улема, имамов и шейхов.
Интересны слова самого Хафеза Асада об Аллахе: “Мы можем спорить о путях, которые ведут к Аллаху. Важно то, что Он существует, и то, что мы все поклоняемся Ему. Ни у кого нет права диктовать другим, каким путем идти к Аллаху. Аллах – для всех, и, с Его точки зрения, все равны. Каждый человек свободен в том, как он молится, как он поклоняется и как он видит Аллаха”. (Хафез Асаа. Собрание политических и социальных мыслей. Дамаск 1995).
Асад при жизни, и даже после смерти, описывался как почти сверхъестественное существо, обладающее бесконечной мудростью. Существо заслуживало того, чтобы ему подчинялись без излишних вопросов.
В связи с этим неудивительно, что процесс принятия решений при Асаде-старшем начинался и заканчивался на президентском уровне. Несмотря на то, что Асад доверял своим ближайшим советникам, он твердо и тщательно контролировал все, что происходило в военной и политической области. Хафез Асад, однако, гораздо менее интересовался экономикой и не особенно участвовал в экономическом управлении.
Сирийская бюрократия славилась тем, что была неспособна или была не в состоянии предоставить президенту альтернативные сценарии действий, равно как и анализировать “за” и “против” тех политических директив, которые президент бюрократии вручал. Асад не был адвокатом “группового мышления”, “мозгового штурма” и т.п. Он вызывал к себе ответственного за конкретное направление чиновника, получал информацию и принимал решение. Во время войны в Ливане он “обрубал” цепь командования и напрямую связывался с офицерами на поле боя с тем, чтобы получить информацию из первых рук. Возможно, Асад руководствовался принципом “разделяй и властвуй”. Минимизируя доступ к важной информации своих ближайших заместителей, он поддерживал высокий уровень неопределенности среди элиты, тем самым балансируя и управляя ею. Этот централистский подход “микроменеджмента” вместе с тотальной лояльностью к президенту ограничивал масштаб дворцовых интриг и явное соперничество между придворными группировками.
Все члены ближнего круга Асада были членами БААС, но их влияние на принятие решений обеспечивалось не формальным статусом и должностью, а принадлежностью к “банде” (джамаа, первоначальная хунта офицеров, приведшая Асада к власти). Члены “банды” были и главными советниками, и главными источниками информации для Асада-старшего.
Описанная система правления кардинальным образом изменилась после кончины “Вечного Лидера” и с восшествием на сирийский престол назначенного им наследника, Башара Асада.
По материалам:
Shmuel Bar Bashar’s Syria. 2006
Kanan Makiya (Samir el-Khalil) Republic of Fear. 1989
