Растерянность и томление той эпохи отражались в упражнениях и выражениях религиозного благочестия. Одним из наиболее предпочитаемых субъектов визуального искусства был Гроб Господень, при котором изображалась процессия Святой Девы и апостолов – страдание, имевшее лицо актуальной реальности. Христос на кресте, не триумфальный Христос XII века, с горящими глазами, напоминающими о неизбежности Воскрешения и триумфа, но “труп, на теле которого отражены ужасающие следы пыток и смерти”. Похоронное искусство стало преобладающим и непомерным. Клаус Слютер обязан своей славой капелле в Шамполь над могилой Филиппа ле Арди, первого герцога Бургундского. Облаченные в черные туники скорбящие по герцогу оставляют впечатление неизлечимого страдания.
Крайности и излишества повсюду, даже в проповедях святых отцов, смешивавших огонь с диким холодом, червей и голод, тьму и цепи, мерзости и крики. Представление пыток ада было во всем сходно с тем, что творилось в земной жизни, с целью намеренного создания невыносимого вертиго ужасов. Это было бесконечной спиралью: “подобно больному, привыкшему к слишком сильным лекарствам, человек теперь реагировал энергично лишь на все более мощные стимулы”.
Ради того, чтобы заставить добродетель блистать во всей ее красе требовались экстремальные примеры, которые более уравновешенное моральное сознание сочло бы карикатурой. Так воспевалось терпение Сан Эгидио – будучи раненым стрелой он молил Господа держать рану открытой всю жизнь. Восхвалялась трезвость святых, мешавших пепел с едой.
Дни измерялись согласно всплескам тотальной войны, со стигмами разрушительной жестокости и слепой ярости. Целые гарнизоны, сопротивлявшиеся слишком долго вырезались и калечились, земли врагов и друзей систематически разорялись. Регулярные и наемные войска, а также бандиты и дезертиры следовали единым правилам поведения – грабили, воровали, вешали, резали глотки, насиловали женщин. В целых регионах не было и одного крестьянского дома, на котором не осталось бы следов огня.
