Он мог перебросить в этот сектор неисчислимое количество бригад – и был спокоен. В реальности все произошло с точностью до наоборот – немцы прорвали фронт практически везде, где итальянцы ранее удержали фронт во время австрийских атак – но когда атаковали немцы, они прошли как нож сквозь масло. Итальянские линии обороны обрушились в местах немецких атак. Стоявшие в тылу резервы превратились в месиво. В течение двух дней стало ясно, что они покатятся вниз, на равнины. Через три дня Кадорно приказал эвакуировать верховное командование из Удино в Падую. Через три дня от отдал приказ об отступлении армии – очевидно, что это было самым трудным решением его жизни. Если бы армия осталась на плато, ее окружили бы – и все было бы кончено. Итальянская армия находилась в шоке, от которого не могла сразу оправиться. Немцы рассчитали правильно – отступающая армия не марширует на параде. Она могла остановиться только за серьезным естественным препятствием. Только за ним она могла найти в себе кураж остановиться и дать бой. И таким препятствием могла стать только большая река. Приказ, отданный Кадорно на третий день битвы говорил о необходимости оторваться от противника. Другими словами, итальянская армия оставляла всю территорию, завоеванную за два с половиной года войны, завоеванную ценой смерти полмиллиона итальянских солдат.
Итальянцы бросили все, хуже того, они откатывались вглубь собственной страны. В дневнике одного офицера, не участвовавшего прямо в битве за Капоретто, пишет, что к нему приехал товарищ-офицер и сказал: “Никому не говори, но получен приказ об отступлении. Большая часть армии, сосредоточенной на плато вообще ничего не знала о происходящем. Оторваться означало отойти на 100 километров. Вы что, все свихнулись? – Такова была реакция. Для большей части итальянского войска такой приказ был подобен грому среди ясного неба. Он был совершенно непонятен, в особенности из-за того, что они начали отступать и увидели, что враг прорвался. Было два дня битвы при Капоретто и две недели отступления. Здесь и там останавливались и давали бой. Но снова и снова проигрывали – и снова и снова отступали. И так одна проигранная битва превратилась в национальную катастрофу. Не потому, что итальянцы потеряли 40 тысяч убитыми и ранеными – 40 тысяч убитыми стоило нам каждая из битв на Изонцо.
Для командиров это было совершенно нормальным. Но итальянцы потеряли 300 тысяч пленными в ходе отступления – потому что на фронт перебрасывались все новые и новые подразделения – и враг брал все больше и больше пленных. Следует осознать, что в ходе одной этой битвы 1% всего населения Италии оказался в плену. И из этих 300 тысяч многие не вернулись домой. Плен во времена первой мировой войны был страшным переживанием – в особенности плен в стране, умирающей от голода. Лагерь военнопленных был местом, в котором умирали. Не было СС, не было газовых камер, но пленные умирали – потому что им нечего было есть. От голода умирали австрийские гражданские – представьте себе положение итальянских военнопленных. Итальянцы умирали от голода, от тифа, от испанки.
