Тем временем епископ не терял времени и делал все ради того, чтобы разгромить город. В конце 1534 года представители княжеств Верхнего и Нижнего Рейна заседали в Кобленце. Они договорились о том, чтобы обеспечить епископа войсками, припасами и финансовыми средствами так, чтоб осада стала по-настоящему эффективной. Мюнстер окружили траншеей, блокгаузами и двумя линиями пехоты и кавалерии. Город впервые был полностью отрезан от внешнего мира. В апреле в Вормсе собрался имперский сейм, на котором все государства империи обязались финансировать осаду. Теперь Мюнстер был окончательно обречен. Осаждающим теперь не нужно было захватывать его штурмом. Вместо этого, они сосредоточили свои усилия на том, чтобы придушить население удавкой голода. Блокада началась в январе 1535 – и почти сразу в городе начали ощущать нехватку всего самого необходимого. По приказу короля диаконы снова проинспектировали все дома и реквизировали остатки продовольствия. Все лошади были убиты и съедены. Как представляется, большая часть припасов была зарезервирована для королевского двора, в котором хорошо кушали на протяжении всей осады. У двора были припасы мяса, зерна, вина и пива, которых должно было хватить на полгода. Рационы, выдававшиеся населению скоро были исчерпаны – и в апреле в Мюнстере царствовал голод. Все животные – собаки, коты, мыши, крысы и ежи были убиты и съедены. Люди начали есть траву с мхом, старую обувь, побелку со стен и трупы покойников.
Царствуя над этим кошмаром Бокельзон применял все большую экстравагантность в его техниках доминирования. Он провозгласил, что согласно новому озарению, город должен быть спасен до Пасхи. Ежели этого не произойдет, то его, Бокельзона, сожгут на рыночной площади. Когда освобождение не пришло, он объяснил, что речь шла не более, чем о спиритуальном спасении. Он также пообещал, что ради того, чтобы не допустить смерти Детей своих от голода Отец Небесный превратит булыжники в хлеба. Многие ему поверили – и горько рыдали, когда этого не произошло и камни остались камнями. Король, оставаясь верным своей первой любви – сцене, устраивал фантастические представления для подданных. Сначала были организованы три дня плясок, гонок и атлетических соревнований – ибо такова была воля Господня. В кафедральном соборе были устроены спектакли – похабная пародия на мессу, моральная история, основанная на рассказе о Лазаре. Но голод делал свое дело: жертв мора было столько, что их стали сбрасывать в братские могилы. В конце концов в мае, когда большинство населения не видело хлеба уже восемь недель, король согласился на то, чтобы город покинули те, кто этого желает. Перед этим он, однако, успел проклясть беженцев, сказав что их неверность будет покарана вечным проклятием. Их земная судьба действительно оказалась ужасной. Здоровых мужчин немедленно предали мечу. Относительно всех прочих – женщин, детей и стариков епископ опасался, и не без оснований, что после пересечения линии осады они будут сеять смуту в тылу, и потому запретил им пересекать линию блокгаузов. Здесь, по ничейной земле они и бродили несколько длинных недель, умоляя о смерти наемников, ползая на четвереньках, доедая сухую траву подобно скоту, и умирая в таких количествах, что вся земля была покрыта мертвецами. В конце концов епископ, после консультаций со своими союзниками, забрал выживших. Те, кто был осужден как убежденный анабаптист были немедленно казнены, остальных отправили по отдаленным деревням диоцеза.
