Изменчива репутация мощи, коей держится государство. Иногда, когда кажется, что уже совершенно потеряна, внезапно она возрождается – благодаря доблести принца или же ярости народа. Растет сила городов и войска, удваивается сила нации, и разрываются позорные внешние узы, рушится злодейская машина, и становятся возможными здоровые реформы государства. В этом, говорят мудрые, и заключается подлинная слава народа. Это то, что остается в его памяти, дабы смягчить душу понесших поражение и переживших позор. И в памяти народа остается не несправедливость законов, не неэффективность и жадность, не ужасы войны, не лживый мир, не подстрекательство и тирания, но всегда те немногие, что хотят и свершают во имя общего блага, наперекор алчности и стяжательству.
Сам я сицилиец, и намерен я описать то, что случилась с моей родиной во второй половине 13-го века. И по правде, речь идет о тех далеких от нас временах, столь отличающихся от нашей эпохи и костюмами, и религией, и языком, и во всех других признаках цивилизации. Никто еще не пытался описать этот период сицилийской славы. Не думаю я, что мне это удастся, но я определенно приложу к этому все мои силы. Не буду я прятать ни любви, ни ненависти, ибо напрасно давать подобные обещания, когда повествуешь о деяниях людских. Но я буду помнить о необходимости сдерживать страсти, дабы не исказить историю против моей собственной воли. Ибо следует помнить с одинаковой искренностью о доблестях и ошибках и преступлениях, о счастливых и печальных днях тех поколений, что владеют нашими сердцами. И знаю я , что когда пишешь о давно прошедших временах, всегда возникает счастливый соблазн стать предсказателем будущего в прошлом. И потому факты мною описанные будут основываться на описаниях свидетелей эпохи. И в свидетельствах об отвратительных событиях буду я опираться на тех, кто заслуживает большего доверия.
Если мы оглянемся на те времена, то увидим первые признаки того, что позволило развиться цивильности. Но следует помнить о чрезвычайной раздробленности, невиданном неравенстве и поголовном невежестве, бессилии законов, всеобщем насилии и необходимости мошенничества. Таковы были нравы, и никакие реформы, даже и на протяжении времени, не могли их исправить. Точно, что это полуварварство освобождало людей от вечных форм, и сегодня предопределяющих каждый шаг их частной и гражданской жизни, и страсти, хорошие и дурные, бурно цвели и буйно проявлялись.
