Как бы то ни было, осиповский мятеж спас Назарова и его товарищей по камере от казни. Через минуту после того, как они услышали взрыв, снесший ворота тюрьмы, дверь их камеры распахнулась – и на пороге появился офицер в эполетах императорской армии. Он был старым другом Назарова. Он салютовал присутствовавшим и сказал: “Господа, добро пожаловать! Город в наших руках, все комиссары, за исключением одного, расстреляны сегодня утром”. Он добавил с удовлетворением, что штаб-квартира Чека, сов всеми архивами, сожжена дотла.
Снаружи, посреди сцен празднования освобождения, Назаров увидел громадного как гориллу человека, поставленного к стенке. Тот умолял о милосердии под наведенными на него карабинами. Это был известный своей свирепостью большевик, бывший матрос Черноморского Флота Пашко. Перед тем как появится в Ташкенте он прославился во время восстания в Одессе, где моряки пытали своих офицеров – перед тем, как скормить из акулам. Назаров позднее писал в воспоминаниях: “На его совести были тысячи смертей. Некоторых он замучил своими собственными руками. Пашко был тем типом дегенерата, наполовину человека, наполовину бестии, которого люди с легким сердцем продвигают в правительство в период революции”.
Но празднования, как оказалось, были преждевременными. На второй день мятежа денщик капитана Брюна сообщил ему, что большевиков вовсе не разгромили. Как раз наоборот, они начали контратаковать с удвоенным упорством. Хуже того, им снова удалось заручиться поддержкой чернорабочих железной дороги. Они, на короткий период времени, поддержали антибольшевистское дело. Вооруженные и обученные защищать отдаленные пути от враждебных племен, они представляли собой значительную вооруженную силу. Они поддержали мятеж в надежде на то, что будет сформировано другое, менее экстремистское социалистическое правительство. Но как только они поняли, что новое правительство поддерживает монархистов и реакционеров, они, без всяких колебаний, перешли на другую сторону. Их дезертирство, пишет Брюн, стало катастрофой для контрреволюционеров. В ту же ночь большевики вновь захватили старый дворец губернатора, и уже на следующее утро, по словам Павла Назарова “весь город снова был в руках беспокойной толпы”. На Ташкент снова опустилась тьма, и победители устроили царство террора, которое было куда хуже всего, что случилось до тех пор.