Это определение Берлина бьет прямо в сердце концепции Утопии – а именно, гармонии: гармонии между различными ценностями и целями, между индивидами, между группами, между обществом и индивидом, между человеческим обществом и природой, между общественным и частным интересом, между надеждами и плодами их осуществления, между желанием и возможностью. Можно сказать, что утопия – такая форма социальной организации, в которой исчезает любая нужда и лишения, любые фрустрации, любые конфликты, которая максимизирует счастье, свободу и самореализацию посредством комбинации общинных связей и создания материальных и институционных возможностей для развития человека. Утопия, очевидно, несовместима с нищетой, голодом, дефицитом, неравенством, принуждением или репрессиями. Утопия – это такое состояние, в котором индивидуальное и групповое удовлетворение скорее совпадают, нежели конфликтуют.
Другой центральный компонент утопической идеи – вера в то, что общество (или община) принимает на себя всю ответственность индивида. Утописты не верят в то , что “достижение счастья должно быть оставлено нашим личным дерзаниям” (Карл Поппер). Они склонны верить в то, что большая часть людей не знает, что хорошо для них, они убеждены в том, что индивидуальное стремление к счастью не принесет результатов, но напротив, станет причиной конфликта интересов между различными индивидами (чего можно избежать в предлагаемых утопических проектах). Принудительный характер многих утопических проектов диктует тем, кто работает на их осуществление применение силы – и для достижения цели, и для поддержания нового порядка.
Тот факт, что большая часть утопий содержит планы их достижения помогает отличить их от мифа или коллективной фантазии. В целом, такое несколько противоречивое смешение рациональных и религиозных элементов, включая ориентацию на “изменение” напоминает нам о том, что утопическое мышление является относительно современным феноменом, которое прослеживается к периоду не ранее Ренессанса. и которое получило новый стимул с французским гуманизмом и научным прогрессом XIX века. (“Поиск спасения на этой земле, достижение человеческого совершенства в этой жизни было бы немыслимым до появления рационализма” – Адам Улам).
Утопические мыслители (и те, кто осуществлял утопии) склонны рассматривать человеческую натуру как нечто более или менее устоявшееся, фиксированное. Это позволяет им думать о финальном примирении различных человеческих желаний и ценностей. Такая перспектива создает напряжение между человеческой природой (и поведением) – тем, с которым мы сталкиваемся в реальности и “истинной” или “природной” человеческой натурой. Благодаря усилиям и обучению утопического просветителя, революционера или короля-философа универсальная позитивная сущность предположительно может быть обнаружена и реализована в каждом. На практике это ведет к появлению программ и политики направленных на изменение человеческой природы – или , по меньшей мере, наблюдаемого поведения, наряду с достижением долгосрочных целей утопии. Льюис Мумфорд разработал фундаментальную модель, описывающую отношения человеческой природы и утопии: