Столетие убийственных идей XI. Марксистский взрыв: как и почему

Писания и акты подобного революционно-мессианского типа можно найти в любом столетии. И, определенно, революционеры признавали, и даже скорее воспевали подобное сходство. Норман Кон в последнем издании The Pursuit of the Millenium заметил, что и большевизм и нацизм “сбивают с толку всех нас”, потому что сами их особенности унаследованы от предыдущей стадии развития нашей культуры, теперь забытой. Но эти особенности все еще привлекательны для отсталых регионов мира.  В странах вроде России и Китая апокалиптическое сознание “было усвоено и трансформировано интеллигенцией, которая, и по своим социальным условиям, и по грубости и узости своего мышления удивительно напоминает пророков средневековой Европы”.

И нацисты, и коммунисты провозглашали свою близость к милленаристским демагогам периода крестьянской войны в Германии, утверждая, что эти люди были рождены на несколько сотен лет раньше своего времени. Но, как отмечает Кон, “точно также можно прийти к прямо противоположному  заключению о том, что несмотря на все обожествление современных технологий коммунизм и нацизм вдохновляются решительно архаическими фантазиями”.

Революционеры, как и хилиастические движения давно прошедших веков провозглашали свою уникальную миссию о приведении истории к заранее предопределенному концу.  
Кон писал: “И то, что за этим следовало было формирование специфической группы, реального прототипа сегодняшней тоталитарной партии, безудержно динамичной и совершенно безжалостной группы , одержимой апокалиптическими фантазиями  и убежденной в собственной непогрешимости, группы, которая ставила себя безгранично выше всего прочего человечества и не признавал никаких иных претензий, кроме ее собственной воображаемой миссии”.

Основной персонал и лидер подобных движений были, как правило, выходцами из более или менее образованной страты. Но они получали поддержку “масс” или “нации” это происходило благодаря наличию описанной выше  структуры, расширенной дабы привлечь представителей менее образованных и более многочисленных слоев. 

Среди лидеров этих более ранних движений мы зачастую находим представителей низшего духовенства (Шпенглер делает интересное сравнение революционеров 20-го века с бродячими монахами) плюс несколько эксцентричных отпрысков мелкого дворянства, вместе с непонятными мирянами, каким-то образом получившими духовное образование. Как определял их Кон: “Узнаваемая социальная страта – разочарованная и скорее низкопробная интеллигенция” ( И в качестве пушечного мяса они рекрутировали не просто бедняков, но таких “которые вообще  не были в состоянии найти хоть-какого-нибудь гарантированного и признанного места в обществе”) И, отметив все эти сходства с современными революционерами, Кон добавляет, что даже в средневековом контексте, “не характеризовавшемся толерантностью и объективностью, миллениаристы  были абнормальны в своей разрушительности и иррациональности”.

Reflections on a Ravaged Century
by Robert Conquest