Эти марксистские определения очень глубоко внедрились в наш образ мышления. Его разделение на рабовладельческий, феодальный и капиталистический периоды общепринято на Западе – несмотря на то, что феодализм в особенности является весьма шаткой концепцией. Как указал современный историк это объясняется “склонностями, темпераментами и настроениями, побеждающими точный анализ”.
Было доказано, что во многих случаях “борьба классов” в ее марксистском понимании не существовала. Возьмите, для примера, французские деревни начала XVI века. Несмотря на то, что там были “элиты” богатых крестьян, массы “пахарей” небольшая прослойка батраков, все столкновения и любая борьба в указанный период объединяла эти “классы” в общем противостоянии внешним группам ( и речь не идет о не заслуживающем внимания искажении – ситуация практически зеркально отражает то, что Ленин, а за ним и Сталин определяли в качестве так называемой “классовой борьбы в деревне”, что послужило оправданием для великого террора против крестьянства).
На другом уровне, такие историки, как Эммануэль Ле Рой Ладурье уже давно указали на то, что Великая Французская Революция не была столкновением “феодализма” и “капитализма”. Он доказал, что на протяжении XVIII века “феодальный” и “капиталистический” способы производства не были антагонистическими, но работали параллельно – и создали единый фронт против мелкого крестьянства, которое нанесло обоим поражение в ходе революции. Несомненно, что в городах ситуация была другой: но и здесь речь идет не о “буржуазии” как таковой, но “законниках” из числа буржуа, которые, на некоторый период приобрели куда большее значение, чем индустриальная и коммерческая буржуазия. В реальности “классовая борьба” было неадекватной концепцией даже в тех случаях, когда нечто подобное действительно развивалось. Поэтому попытки марксизма и его отростков свести весь сложный комплекс межчеловеческих отношений к вражде являются настолько дефектными и неуклюжими. Как написал другой историк, Мэтью Арнольд: “Культура вечного оппонента характеризуется двумя отличительными знаками якобинизма – яростью и зависимостью от абстрактной системы”.
