Утверждение о том, что другие арабские лидеры объединят свои усилия под руководством эмира Мекки Хуссейна впервые прозвучало за пять месяцев до этого в разговорах сына Хуссейна, Абдаллы, с Рональдом Сторрсом. Клейтон, возможно, сигнализировал своим меморандумом, что информация Сторрса была подтверждена эль-Масри или иной влиятельной оттоманской фигурой.
Клейтон своим меморандумом утверждал, что арабы готовы служить Британии уже во время войны, а не после ее окончания, как предполагалось ранее. Реакция Китченера была мгновенной и является одним из основополагающих, хотя и малоизвестных событий в истории современного Ближнего Востока. Он распорядился направить к Хуссейну гонца с секретной миссией. Китченер спрашивал Хуссейна: В случае войны, готов ли Хиджаз выступить на стороне Британии против турок. Китченер согласовал свои действия с Эдвардом Греем, показав ему меморандум Клейтона. Грей впечатлился и назвал меморандум “очень важным”.
Через несколько недель гонец вернулся из оттоманской Аравии в Каир. Хуссейн дал туманный ответ, в котором просил военного министра “точно определить, что он имеет в виду”. Каир немедленно телеграфировал Китченеру: ” “Ответ сдержанный, но обнадеживающий”.
Между тем, Агентство вновь вступило в контакт с майором эль-Масри. Арабские диссиденты в Каире, Дамаске и Париже продолжали десятилетние дискуссии на тему о том, каково должно быть лицо арабского национализма, какие рамки автономии необходимо требовать от турок и что следует понимать под понятием “арабская национальная идентичность”. В контексте оттоманской политики, арабские диссиденты пытались сформулировать ответную реакцию на политику турецкого превосходства, которую проводили младотурки в пользу приблизительно 40% туркоговорящего населения империи. В той или иной степени, большинство диссидентов пыталось добиться равных прав для людей говорящих на арабском, количество которых также составляло примерно 40% населения империи.
Несмотря на то, что их часто называют националистами, более точным термином будет сепаратисты. Они добивались большего участия в управлении страной, большей политической роли для представляемых ими групп. В принципе, они были согласны на то, чтобы ими управляли турки – братья-мусульмане. В отличие от европейских националистов, их убеждения основывались скорее на религиозной, чем светской почве. Они даже не представляли определенную этническую группу – строго говоря, “арабами” можно назвать выходцев с Аравийского полуострова, в то время как арабоязычное население таких провинций, как Багдада или Дамаск, таких городов, как Алжир и Каир было потомками причудливой смеси разнородных этнических групп, наследниками культур, распространенных от Атлантического океана до Персидского залива.
