Итогом возведенного в культ 1789 стал триумф народа над аристократами, нации над королями, закона над судами (Парламентом), государства над феодальными лордами, якобинцев над жирондистами, мужчин превозносящих спартанские доблести над женщинами напудренных салонов и двора.
Итогом революции мая 1968 стала месть олигархов народу, интернационализма нации, нового феодального государства – и жирондистам, и якобинцам, судей – закону, феминизма – потенции.
В определенный момент лучшие умы ослепли. Май 68-го стал беспрецедентной и неожиданной революцией, когда впервые в истории победили проигравшие. Анархисты отомстили сталинистам, авторитарные либертарианцы – Марксу и Прудону, коммунисты – Версалю, меньшевики – большевикам. Кон-Бендит толкал эти процессии Жоржа Марше и его “собак-коммунистов” еще дальше. Студенческий одночлен оказался важнее всеобщей забастовки.
Но у Стражей Революции были все основания для беспокойства. Новые феминистки и либертарианцы разрушили их грубые организационные структуры изнутри. Аскетичные женщины революции уничтожили этот западный патриархат, издеваясь и над теми, и над другими : “у кого длиннее – у революционера или у буржуа?”
В очень значительной книге “Май 68-го: Невозможное Наследие” Жан-Пьер Ле Гофф объясняет провал левых в 70-73 не столько появлением мириада раскольнических групп, сколько “взрывом феминизма”.
Идеологически, такое беспрецедентное доминирование подготовило почву для либертарианских либералов. Феминистское движение объявило о смерти патриархата, “запрещение запрещать”, смерть Отца и любых авторитетов. Коммунистическое воздействие на систему образования превратило малюток, родившихся в 60-е в интернационалистов, отрицающих нации сегодня.
Триптих детей 68-го: Глумление, Деконструкция, Разрушение подорвал все традиционные структуры: семью, нацию, работу, государство, школу. Ментальная Вселенная наших современников превратилась в поле, усеянное руинами. Интеллектуальный успех гуманитарных наук уничтожил всякую определенность. Леви-Стросс еще в 1962 догадался: “Конечная цель гуманитарных наук – не создание, но растворение человека”. Когда пробьет час, невидимая рука рынка справится и без этого злобного создания, которое, утратив культуру, превратится в бездумного потребителя. Бизнесмены знают, как использовать интернационализм в качестве орудия борьбы с самыми яростными своими оппонентами, с тем, чтобы навязать доминирование капитализма без границ – доминирование, которому уже нельзя бросить вызов.
Жан-Франсуа Ревель, несмотря на то, что он был ослеплен воинственным анти-марксизмом, оказался одним из немногих французов, осознавших, что происходит. Возможно, дело тут в поколении: он родился через 20 лет после Сартра и Арона. Он не имел традиционного восприятия революции. В книге, принесшей ему всемирную славу, “Мир без Маркса и Иисуса”, Ревель делает великую догадку – революция придет не из Москвы, Гаваны или Пекина, и даже не из Парижа – но из Сан-Франциско.
