С его точки зрения, правильное место Италии было на стороне союзников. Он говорил своим друзьям, что конец его “изгнанию” будет положен в тот момент, когда Италия объявит войну, но нерушимой уверенности в том, что этот долгожданный момент наступит не было. Но тут, совершенно неожиданно, в марте 2015 года он получил письмо, предоставившее ему возможность в подобающем стиле вернуться на родину, элегантно покинув русскую графиню и кредиторов. Он поехал произнести речь на открытии монумента Гарибальди и его последователям 5 мая неподалеку от Генуи, в месте откуда герои отплыли на завоевание Сицилии в 1860 году. Там должны были присутствовать король и министры. Одновременно с ним связался внук героя, Пеппино Гарибальди. Пеппино возглавлял бригаду итальянских волонтеров, сражавшихся на стороне французов. После того, как они понесли тяжелые потери, бригада была расформирована 5 марта. В контакт с д’Аннунцио вступили официальные представители французского государства. Они хотели нарядить выживших волонтеров красные гарибальдийские рубашки и начать в Италии пропаганду в пользу интервенции.
Само Провидение направляло д’Аннунцио. Он возглавит волонтеров на родине, они будут стоять рядом с ним в тот момент, когда он произнесет свою славную речь в Генуе, вернув себе то место в национальной жизни, которое он заслужил. Он отразил свое возбуждение в дневнике: “Прибыть не как простой оратор, но в качестве лидера Молодежи, посредника между двумя поколениями!” Все, “простое”, “обычное” носило уничижительный запашок, в то время как “молодежь” было символом всего витального и господствующего. Он сумел все организовать так, что опубликовала его речь в тот день, когда она была произнесена. Текст также был послан премьер-министру. Под давлением Ватикана и германского посольства , которые все еще надеялись на то, что итальянцев можно будет купить за хорошую цену, Саландра и его министры мудро дистанцировались от д’Аннунцио и его призывов “освободить порабощенные земли” Триеста, Истрии, Адриатики и Тренто. Также были найдены предлоги для того, чтобы король нарушил данные обещания.
3 мая д’Аннунцио погрузился в поезд, отбывавший из Парижа. В то время как Альбертини финансировал поездку, он сумел собрать дополнительные фонды, заложив драгоценности, подаренные ему Дузе. Его итальянские биографы, однако, описывают прибытие поэта в Италию в его собственных грандиозных в выражениях: пробил час и пришел человек. В реальности д’Аннунцио намеревался после серии банкетов в Генуе вернуться во Францию. Его путешествие предполагалось в качестве экскурсии, а не начала новой жизни. Неуверенный в том, как его примут, он надеялся на позитивный результат, но был готов, с упорством, которое было менее очевидным его качеством, и к разочарованию.
