Ответ Дузе содержит прямое обвинение: “Не говори со мной об имперских “резонах” твоей “плотской жизни”, о твоей тяге к “радостям жизни”. Я сыта по горло этими словами! Все эти годы я слушала то, что ты говорил. Я не могу ни следовать им, не понять их до конца… какую любовь ты хочешь найти, какую глубокую и стоящую любовь ты хочешь найти, если она живет только ради удовольствия?”
Этот вопрос не имел никакого смысла для д’Аннунцио, который искал философское оправдание своего эгоизма в выборочном чтении Ницше. Его не интересовал Ницше – пророк радикальной неопределенности, разрушающий препозиции западной философии, высмеивающий “глубину”, Ницше – иронический психолог, Ницше – безжалостный критик подавления через грамматику. Для д’Аннунцио, как и для немецких и итальянских фашистов после него, Ницше был борцом за жизнь в качестве бесконечного самовыражения, переоценщик добра и зла, глумившийся над нормальным опытом и срывавший маски с христианского “морального рабства” и первооткрыватель воли в качестве источника человеческой мотивации.
Но прежде всего, он был автором концепции сверхчеловека. Первой книгой д’Аннунцио, в которой чувствуется влияние Ницше стал Il trionfo della morte (1894). Протагонист романа, Джорджио, одержим поиском кого-то, кто может “стать сильным владыкой-тираном, свободным от ярма любой фальшивой морали, уверенный в своей собственной силе..и целеустремленно стремящийся к тому, чтобы поставить себя выше Добра и Зла просто силой своей воли, способный принудить даже саму жизнь к выполнению ее обещаний”.
Следующий роман, вышедший в 1895 году повторяет ницшеанские озарения:
“Мир есть представление чувственности и мыслей немногих сверхчеловеков, они являются его создателями, они его украсили с течением времени и продолжат украшать его в будущем. Мир, в том виде, в котором он явился нам сегодня, есть великолепный дар немногих многим, дар свободных рабам: тех кто думал и чувствовал тем кто должен был работать”.
