Свободные духи. Габриэль д’Аннунцио, прирожденный фашист

Но эту глорию сегодня трудно понять, потому что его работы превратились в практически нечитаемые. Лирика любви, идиллии классических тем, патриотические драмы, дурацкие сюжеты, в центре которых – протагонисты-сверхчеловеки в которых легко распознать самого автора. С формальной точки зрения качество продукции д’Аннунцио было разным, но его работы никогда не отличались глубиной. В центре всегда находился мумифицированный образ поэта. Плетора персонажей его собрания сочинений была, за редкими исключениями, плохо различимыми тенями или силуэтами. Пышность его языка, стилизованного таким образом, чтобы заворожить и внушить благоговение читателю лишала героев индивидуальности. Исторические темы и политические идеи зашифровывали самого автора и были не более чем предлогом для взрыва экстаза. Все это сопровождалось волнами манерной риторики, поднимавшейся до крещендо аллитерации – до того как вновь спуститься в бесконечные и океанические циклы самолюбования поэта. Это был идеальный стиль для пропаганды политики “сакрального эгоизма”.

Д’Аннунцио представлял собой блестящий случай прерванного эмоционального развития, прирожденного фашиста. Отличия отличных от него индивидуумов, энигма всей современной философии, д’Аннунцио не интересовали, потому что для него другие персоны существовали только в качестве объектов его аппетита или его воли, как возможность исследовать эффекты не отказывая себе ни в чем. Любовницы, которым он поклонялся, превращались в предмет отвращения как только секс подводил к ожиданиям, которые могли ограничить его свободу. Элеонора Дузе, сама международная знаменитость, на протяжении девяти лет была источником его вдохновения и денег. В выживших обрывках серии ее писем лета 1904 года, когда их отношения пошатнулись можно найти ответ д’Аннунцио на ее упреки в неверности. Он сообщает, что ни о чем не сожалеет: “Имперские нужды насильственного образа жизни – жизни плотской, жизни грешной, жизни физически опасной, жизни радостной держали меня вдалеке от тебя. И ты… желаешь заставить меня стыдиться этих моих нужд?”