Два джентльмена во фраках. Кто втянул Италию в мировую войну

10 июля Сан-Джулиано предупредил Вену о том, что Италия ожидает получить в качестве “компенсации” южный Тироль за любые австрийские приобретения на Балканах. Проигнорировав эти требования, обе империи были по-прежнему уверены в том, что Италия их поддержит. Элиты Вены и Берлина, жившие в своем собственном пузыре не заметили критически важного изменения в Италии в середине июля – формировавшие общественное мнение классы более не принимали идеи о том, что Италия должна воевать на их стороне. Послы Сан Джулиано в Вене и Берлине преувеличивали приверженность итальянского государства союзу. По случайному совпадению, призыв трех классов резервистов в начале июля был неверно интерпретирован. Германский генштаб не понимал, что их итальянские коллеги находятся под гражданским контролем, и переоценили заявления нового начальника генштаба, Луиджи Кадорно о верности союзническим обязательствам. Это казалось немцам очень убедительным – на фоне того, что предшественник Кадорно, генерал Поллио, был большим поклонником альянса. Поллио стремился к тому, чтобы три союзные армии начали обсуждение совместных операций и планирование, и призывал союзников “действовать, как единое государство” – цель, о которой его партнеры не могли даже и мечтать.

В 1912 Поллио был вынужден, из-за требований кампании в Ливии, отозвать старое обязательство о том, что Италия вторгается во Францию силами шести корпусов и трех кавалерийских дивизий в случае французской атаки против немцев. Уже через год Поллио частично восстановил это обязательство, обещая немцам два корпуса. В апреле следующего года германский атташе в Риме оказался в состоянии ступора, когда ему пообещали уже три корпуса. Ему было сказано, что эти силы отвлекут на себя возможно большее количество французских частей – пока немцы будут разбираться с французами на севере. Поллио также потребовал, чтобы было принято решение о помощи Австрии в случае, если она будет атакована Сербией, в то время как Франция (при возможной поддержке России) атакует Германию. Пока пришедший в ужас атташе переваривал идею о том, как итальянские солдаты будут воевать за империю Габсбургов, Поллио совсем разгорячился и предложил совсем уж еретический план: “Не пора ли Тройственному союзу отказаться от от фальшивых гуманитарных сантиментов и самим начать войну, которую нам в любом случае навяжут?” Ни фельдмаршал Мольтке, ни генерал Конрад фон Хонцендорф, коллеги Поллио в Берлине и Вене не могли бы более емко выразить тот катастрофический фатализм, который господствовал в высших кругах центральных империй.