И когда речь заходила о Советском Союзе это становилось эквивалентом принятия старого российского различия между “вечной правдой” и “простыми истинами” (фактами реальной жизни). И тут снова нельзя не вспомнить Пушкина, саркастически написавшего: “Тьмы низких истин мне дорожеНас возвышающий обман…”
Другой великий русский писатель, Достоевский указал в “Бесах” на “справедливое дело”, соблазн коего предоставляет оправдание дурному поведению, “праву на бесчестье”, что не перестает завораживать адептов. Одним из аспектов того, что на Западе позволили обзавестись престижем даже сталинизму также (и в особенности) среди тех, кто признавал невероятную жестокость подобных методов, было абстрактное понимание того, что в происходящем есть определенная зловещая грандиозность. Люди Идей, глубоко понимавшие законы Истории создавали новое общество и брали на себя вину за отвратительные, но необходимые акции. Нечто подобное можно обнаружить даже у инквизиторов в “Слепящей Тьме” Артура Кестлера. Сам Кестлер вспоминал, что ему написал молодой француз, который после прочтения книги уверовал в коммунизм.
В своей наиболее примитивной форме оправдание звучит как “нельзя сделать борщ не порезав капусты” – адаптация известного замечания Робеспьера о яйцах и омлете.
Самое важное, без сомнения, – препятствовать этой комбинации туманного и самого себе противоречащего “универсального блага” по отношению ко всему человечеству и готовность принять системы которые (зачастую постепенно) становятся экстремально бесчеловечными и фальшивыми во имя предположительно гуманных идеалов.
