Мы, люди, сделаны из органического материала. Но, к счастью, наши наиболее типичные продукты – те, что отличают нас от всего прочего животного мира изготовлены из неорганической материи. У культуры, как и у денег, о которых говорили древние, нет запаха – ни свежего , ни прогнившего. Нет у нее и вкуса, пусть и в метафорическом смысле. Это – настоящая удача, потому что если бы продукты нашего разума, наших размышлений, нашей креативности воспринимались чувством обоняния, все стало бы более сложным, более приятным и более неприятным, восхитительным и отвратительным – , возможно, куда более простым и ясным. Потому что если это так, можно сразу сказать что нос – справочная книга, которая определяет , что съедобно, а что нет, и существуют целые библиотеки, содержащие бесчисленное количество токсичных, сгнивших или просроченных томов.
Тоже самое верно относительно многих социальных кругов и публичных событий. Мы цивилизованны, дезинфицированны, дезодорированны до такой степени, что трудно положиться на нюх или вкус. Но если бы нам ментально и культурно удалось вновь обрести чувства обоняния и осязания, мы бы оказались в ситуации, описанной в 1944 году Альбертом Моравиа в L’epidemia: “Хроники повествуют, что в эту эпоху, в той стране начала распространяться некая болезнь – и многие отрицали, что это болезнь. Это происходило очень быстро. В одно прекрасное утро человек просыпался и осознавал, что он воняет. Не ноги или подмышки или какое другое место, где такие вещи часто случаются, но специфическая область – там, где загривок соприкасается с черепом. У это вони был очень характерный запах – запах разлагающейся плоти, гниющего мяса. Интенсивность запаха варьировалась – от слегка неприятного душка до невыносимой вони…Но еще более странным чем сама болезнь было ее распространение. Постепенно вонючие бородавки сосочки и бугорочки распространялись по всему телу и потому вонь казалась все менее и менее заметной и раздражающей. А поскольку все болели одной и той же болезнью, вонь постепенно превратилась в парфюм”.
Существуют социально-моральные болезни, наличие которых мы отказываемся признать, поскольку они охватывают большую часть населения. Согласно количественному демократическому критерию, восприимчивые меньшинства, с их интегральной способностью восприятия, всегда представляются в качестве тех, кто ошибается , всегда кажутся раздражающим исключением из правила – до тех пор, пока потеря способности воспринимать не превращается в норму: их здоровье заставляет глядеть на них как на больных.
Большая, но не редкая проблема. Эта жуткая вонь гниющей плоти , о которой писал Моравиа “исходит точно из того места, где загривок соприкасается с черепом”. Эта болезнь влияет на умственные функции, интеллект, сознание и психику. Соответственно, все эти внутренние вещи эманируются наружу и принимают форму циркулирующих во внешней среде культурных объектов. К счастью для наших органов обоняния, эти культурные, лингвистические, эмоциональные и имиджевые объекты не пахнут. Согласно Моравии, испорченный и токсичный моральный и ментальный контент должен пахнет очень дурно, и потому истина будет ясна сразу – без необходимости сложных абстрактных, интерпретирующих и оценочных операций. Доверяя своему нюху и естественному инстинкту любой может носом распознать то, что невыносимо и должно быть отвергнуто.
Но наиболее коварный и интересный симптом этой эпидемии, придуманной или диагностированной Моравией – это то, что через некоторое время больной начинает чувствовать не вонь, но запах фиалок. Против подобного феномена культура безоружна. Как можно объяснить кому-то, кто потерял нюх, что это – не парфюм? Не является образование, обучение и переучивание – восприятия чувствами и разумом, позитивного и негативного самыми разными чувствами первой и самой главной целью культуры?
Le malattie socio-morali che ci affliggono non sono meno pericolose del coronavirus
L’epidemia allegorica narrata da Alberto Moravia
di Alfonso Berardinelli
