Судьба этих мусульманских девушек воистину трагична. Они в достаточной степени подверглись воздействию западной культуры для того, чтобы отвергнуть, и даже понять всю отвратительность той судьбы, которая предопределена им культурой их матерей, но они также и не интегрированы в западное общество. Они живут на культурной ничейной земле, и их ситуация еще более ухудшается в связи с тем, что родители их как правило очень любят и пытаются сделать то что с точки зрения родителей является лучшим для дочерей. Поэтому эти девушки оказываются перед лицом невыносимой дилеммы: выполнить то, чего хотят родители и окружение, и жить дальше отвратительной жизнью – или же не подчиниться своим родителям и тем самым отстраниться от них – возможно, на всю жизнь.
Их ситуация никак не улучшается тем отношением (если безразличие можно назвать отношением) к их судьбе того общества, в которое они иммигрировали. Я уже упоминал о молчании феминисток относительно их страданий. Феминистки возмущены отсутствие подходящего термина для гендерно нейтральной “председательствующей персоны” вместо “председателя”, но они хранят гробовое молчание о ситуации в которых девушки, не подчинившиеся волей родители немедленно клеймятся их собственной общиной как “проститутки” или в которой “община” винит мать, покинутую отцом после того, как та родила ребенка с врожденным дефектом – что является не более, чем естественным последствием кровосмешения.
Неформальное безразличие подобных феминисток – одно, но официальное безразличие – нечто совершенно другое. Многие мусульманские пациентки рассказывали, как их незаконно держали дома и не разрешали ходить в школу, в особенности, с возраста 12 лет. Ни одна из них, однако, не упомянула о каких-либо усилиях школы или властей по возвращению ребенка на учебу – несмотря на то, что именно это установленная законом обязанность школьных инспекторов.
Ни одному подростку мужского пола никогда таким образом не препятствовали в посещении школы.
