Россия с готовностью вступает в союз с локальными силами одноразового использования, но было бы ошибочно воспринимать это в качестве нежелания идти на эскалацию – если обстоятельства того потребуют. Внимательный взгляд на то, как Россия применяет военные силы демонстрирует, что она является страстным приверженцем поэтапной эскалации и войны с целью принуждения. Принуждение в большей степени зависит от угрозы причинить еще больший ущерб чем тот, который уже был причинен. Ритм дипломатии, а не ритм войны будет управлять развитием событий. Дипломатия не обязательно требует чтобы акции были медленными, но требует сохранения значительного непримененного потенциала причинения ущерба в резерве.
Тем не менее, применение силы Россией не определяется выбором между поэтапной эскалацией и решительной интервенцией, и не рассматривает эти альтернативы в качестве взаимоисключающих. Скорее, Москва делает ставку на принуждение, и бросает свои козыри на поле боя в тот момент, когда стратегия минимальных издержек приводит к провалу. В случае с Сирией Россия играет в двухуровневую игру. Ее цель – изменить внешнеполитические цели Соединенных Штатов и Турции. С тем, чтобы этого добиться, Москва осознала, что ей необходимо аннигилировать сирийскую оппозицию, и уничтожить любые альтернативы Асаду. Москва, с ее сирийскими, иранскими и ливанскими партнерами усеяла трупами поля сражений с тем, чтобы принудждения противника на стратегическом уровне.
Российский поэтапный подход изначально уязвим, поскольку он предусматривает развертывание минимально необходимого количества солдат на поле боя. Ради того, чтобы переубедить и отпугнуть потенциальных соперников Россия часто применяет современные конвенциональные средства, такие, как системы ПВО большого радиуса действия, противокорабельные ракеты и конвенциональные баллистические системы. Эти системы не предназначены для реальных боевых действий. Вместо этого, они должны произвести впечатление на Соединенные Штаты. Главное стремление российского руководства – превратить зону боевых действий в собственную песочницу, и резко сократить возможности прямого вмешательства соперников. Америка организует свои кампании достигая воздушного превосходства. У русских – более дешевый подход – ведение огня на воспрещение с земли.
В случаях, когда дипломатия принуждения перестает работать из неэффективности поэтапной эскалации или из-за того, что угроза применения силы теряет убедительность ( как это случилось в Украине летом 2014 года) Владимир Путин надевает ежовые рукавицы. Российское руководство предпочитает косвенные, неявные меры, действия секретных служб, но иногда все эти махинации ведут лишь к усилению хаоса. Их провалы понуждают российское руководство решать проблемы с помощью Генштаба, который вбрасывает эффективные военные возможности через узкое временное окно. Военные устремляются через границу, нокаутируют противника и откатываются назад, доказав то, что требовалось доказать. Иногда это делается ради того, чтобы показать противнику, что он не может победить, как это было в битве под Иловайском в августе 2014. В других обстоятельствах Россия подводит врага к политическому соглашению под прицелом. Это то, что случилось после битвы под Дебальцево в феврале 2015.
