В 20-м веке стремление советской армии найти пространство для массивного применения артиллерии и бронетанковой огневой мощи создало для нее репутацию молота в постоянном поиске гвоздей. Это поляризованное представление прилипло и к России, несмотря на давнюю кончину Советского Союза. Но сегодня Кремль применяет силу куда более гибко и конкретизировано с тем, чтобы достигать поставленные перед собой цели. В последних конфликтах Россия демонстрирует живое понимание того, как следует применять этот инструмент – скупо выделяя лишь минимум материала, необходимого для создания решающего рычага. Несмотря на то, что российская военная мощь продолжает оставаться инструментом тупой силы, государство вертит им скорее как рапирой, демонстрируя осмотрительность и чувство времени.
Москва отдает предпочтение возникающей на наших глазах стратегии ”проиграй быстро и проиграй дешево”. Российскую армию придется еще долго модернизировать, но, по контрасту, американскому политическому руководству стоит осознать каким образом великие державы, с куда менее значительными ресурсами используют “большую дубинку” для того, чтобы доводить дело до конца. Однополярный мировой порядок рушится – и очень быстро, и великие державы – снова на повестке дня. Когда речь заходит о применении силы соперниками, бросающими вызов американским интересам, мы должны осознать, что дальше будет только хуже.
Соединенные Штаты, возможно, не захотят подражать российским подходам, но американские стратеги, определенно должны их внимательно изучить. Тот, кто не учится за счет других, будет набивать шишки на собственном лбу. Как заметил Марк Твен: “Человек ничего не читающий не имеет никакого преимущества по сравнению с человеком, не умеющим читать”.
Российские лидеры продемонстрировали понимание того, как следует использовать военную силу таким образом, что она признает определенные ограничители – но несмотря на это позволяет достигнуть поставленных внешнеполитических целей. Россия, в основном, опирается на принуждение, и использует армию в качестве элемента более широкого процесса принудительного торга. От Украины и до Сирии, Москва использует силы, которых точно хватает на то, чтобы добиться своего – но не более того.
Это – часть российской стратегии разумной достаточности, вынуждающей к желаемому результату с наименьшим количеством необходимой силы. Она резко контрастирует с попытками достичь изначального подавляющего превосходства на поле боя. Возможно наилучший способ объяснения – демонстрация того, чем эта доктрина не является. Российская доктрина – полярная противоположность доктрине Уайнбергера, которую министр обороны Каспар Уайнбергер изложил в своей знаменитой речи 1984 года. Шесть условий применения силы Уайнбергера включали в себя следующие: “если мы не желаем бросить на достижение поставленных задач необходимые силы, мы вообще не должны начинать операцию” и “нам необходимы четко определенные цели и последовательная стратегия для их достижения”.
Москва, как представляется, отвергает подобные формулировки продуманной стратегии. С российской точки зрения, силу следует применять дешево, с возможностью отрицания ее применения в случае возникновения необходимости, и с ударением на подвижность – что требует держать основную массу сил в резерве. Военные задачи ставятся внезапно, диктуются политической и дипломатической стратегией, и сила означает скорее принуждение нежели завоевание. Подобный подход порожден здоровым страхом вовлечения в долгосрочный конфликт, результатом которого станет перенапряжение, нехватка ресурсов, увязание в болоте войны и предоставление оппоненту возможности нанесения ответных ударов. Движущей силой этого является понимание российских ограничений в смысле экономических и людских ресурсов, вместе с признанием того, что сопротивление в международной системе может оказаться существенным – а именно, со стороны Соединенных Штатов и союзников.
