За этими требованиями – лист простых гносеологических принципов. Объективные данные и, например, выбор тем для изучения, требует того, чтобы доказательства собирались не только ради того, чтобы подтвердить ту или иную теорию. Поэтому, любое утверждение, скажем, об уровне колониального насилия потребует не только сравнения с гипотетическим уровнем насилия в отсутствие колониального правления, но и тщательного измерения уровня актуально случившегося насилия относительно населения, серьезности угрозы безопасности и ресурсов поддержания безопасности на данной территории. Хорошим примером будет гора литературы, посвященная британской контр-террористической операции против Мау в Кении в 1952-1960 годах. Несколько ученых продемонстрировали, что если бы “британцы покинули Кению, это привело бы к анархии, гражданской войне и даже геноциду”. В национальную гвардию и национальную тюремную службу вступило не меньше кенийцев, чем в ряды мятежников, и кенийское правительство традиционно восхваляет роль британцев в подавлении движения. По меньшей мере, ученые обязаны продемонстрировать, что брутальность британцев во время войны вряд ли была результатом несоразмерной реакции, с учетом контекста и масштаба угрозы. И если этот, предположительно веский аргумент оказывается шатким, что можно сказать о других, куда менее масштабных примерах “насилия” приводимых ради дисквалификации колониализма?
Пожалуй, одним из грубейших нарушений гносеологических принципов является отсутствие внутренней согласованности (или непротиворечия) критики колониализма. Прославленные ученые раз за разом делают логически противоречивые утверждения о том, что колониализм был одновременно слишком деструктивным и недостаточно деструктивным – будь то границы, правящие институты, экономические системы или социальные структуры. Этим грехом в особенности отличаются африканисты, аплодирующие одновременно и Хербсту, утверждающему, что колониализм сделал слишком мало для государственного строительства, и Янгу, который утверждал, что тот сделал слишком много. Новые территориальные границы критикуются за то, что они навязали социальную интеграцию, старые – за то, что усилили трайбализм. Марксистские ученые считают за то, что колониализм не инвестировал достаточно в здравоохранение и инфраструктуру – и также за то, что он это делал (ради усиления эксплуатации колоний). Колониализму приписывают магические способности сметания на своем пути практически всего хорошего, что есть в обществе (как племенные вожди и этнические идентичности) и такие же магические способности увековечивания всего плохого, что есть в обществе (племенные вожди и этнические идентичности).
Наконец, есть и простой гносеологический принцип фальсификации. Наиболее ярко это выражается в научном отношении к главному благу, принесенному колониализмом: отказу от работорговли. Анти-колониальные критики давно корчатся и прыгают над этой проблемой, потому что она подрывает базис утверждения “колониализм – это плохо”. Результат – беспрерывный поток ревизионизма: это не произошло достаточно быстро, у этого были смешанные мотивы, не все колониальные чиновники это поддержали, бывшие рабы остались бедны, а бывшие рабовладельцы сохранили богатства, это вообще не должно было существовать, и так далее.
