Оба соглашения имели своей целью создать такой уровень стабильности и благосостояния, которого государства-члены не могли достигнуть собственными силами.
Сегодня, ни мир, ни благосостояние не гарантируется членством в ЕС. Дни, когда европейские политики обещали благосостояние через интеграцию закончились с финансовым кризисом 2008 года. Мигрантский кризис и террористические атаки в Европе угрожают внутреннему миру и стабильности. ЕС не может эффективно бороться ни с тем, ни с другим – и граждане стран-членов начинают задавать себе вопрос о том, стоит ли членство издержек.
Ответ Драги – один из первых примеров того, что европейские власти начинают говорить о параметрах выхода из блока. В реальности, договор о членстве не предусматривает статьи об условиях выхода из еврозоны – и речь идет больше, чем о недосмотре.
Монетарный союз рассматривался в качестве безотменного и необратимого. Когда подписывался Маастрихтский договор, государства члены не могли себе вообразить, что кто-то пожелает покинуть еврозону.
Включение такой статьи в договор означало бы признание того, что членство может нести с собой негативные последствия в будущем. И это бы означало, что благосостояние – не нечто само-собой разумеющееся, что подрывает цель и обещание договора. После этого государства могли бы задуматься о целесообразности трансфера полномочий блоку.
В то же время, государства не хотели отдавать свой контроль над фискальной политикой – и европейскому Центробанку был передан только монетарный контроль. Такова была суть сделки: они хотели сохранить полный политический контроль у себя дома, и передать контроль только над одной сферой – потому что предполагали, что это сократит издержки при финансовых трансакциях внутри блока.
Они оказались учитывать тот факт, что эти трансакции не были сбалансированы, потому что уровень торговли между различными государствами-членами не равен, и социально-экономическая обстановка разных стран сильно отличается. Но пока члены ЕС жили надеждой на то, что блок принесет рост и процветание, эта сделка работала.
Но она работать перестала – что ярко иллюстрирует обмен письмами между итальянскими евродепутатами и Драги. Проблемы стали видимы после удара, нанесенного кризисом 2008 года. Хотя Драги этого и не упомянул, высшие круги руководства ЕС обсуждали возможность выхода из союза одного из членов летом 2015 года – в разгар кризиса вокруг Греции.
Италия далека от той ситуации, в которой тогда оказалась Греция. Но Европа за прошедший год повернулась к национализму и популизму, и радикальные позиции политиков более не являются исключением – но нормой.
Экономический кризис Европейского Союза оказался политическим. Сделка, заключенная в Маастрихте – и обновленная в Амстердаме, Ницце и Лиссабоне более не представляется релевантной. Нет идей о том, как улучшить или развернуть ее в обратном направлении. Но политические сделки могут быть изменены, и политическая воля к тому, чтобы это произошло нарастает. Государства начинают верить в то, что в их национальных интересах – вернуть себе контроль над монетарной политикой.
Things are starting to unravel in Europe
Antonia Colibasanu, Mauldin Economics
