Но автор приведенного выше пассажа из “Секретов” делает больше чем это: он представляет пророка и его последователей как неотъемлемо принадлежащих к самим мессианским событиям. Такая интерпретация становится логичной в свете свидетельства Doctrina согласно которой пророк, в сущности, провозгласил пришествие мессии – и одновременно подтверждение аутентичности подобного отчета. Конечно же, может показаться странным, что евреи приняли верительные грамоты арабского пророка в качестве провозвестника мессии, но существовали хорошие иудейские прецеденты перфоманса араба в этой роли (так, например Элияху появляется в обличье араба из пустынь).
Еще одно прямое подтверждение мессианизма Doctrina можно найти окостеневшим в самой исламской традиции, которая случайно выдает нам личность самого спасителя: Умар, второй праведный халиф в исламской схеме сохраняет мессианское обозначение аль-фарук (искупитель). Одновременно, само его вступление в Иерусалим – подходящее исполнение такой роли, в то время как “Секреты” описывают не менее мессианскую задачу восстановления Храма. Постыдная кличка Умара не могла быть оставленной без внимания исламской традицией. Когда арамейское значение слова было наконец успешно забыто, оно приобрело безобидную арабскую этимологию и было якобы присвоено самим пророком. Более ранний вариант включал скорее исторический, нежели этимологический подход: это якобы сами ахль аль-китаб назвали Умара аль-Фарук, а мусульмане просто переняли это имя. Исторические сообщения о том, как в Сирии Умара именовали аль-фарук балансируются приписыванием ему актов, которые однозначно отрицают его роль еврейского мессии (Табари утверждает, что Умар возобновил запрет на еврейское пребывание в Иерусалиме и изгнал евреев из Аравии – что не подтверждается ни одним более ранним источником, и, скорее всего не является историческим). Ирония истории заключается в том, что неизбежная атрибуция любого действия пророку, в данном случае, возможно и верна. Потому что если в то время существовали доказательства того, что пророк проповедует пришествие мессии, то очень трудно назвать случайностью тот факт, что человек, пришедший за ним, даже в исламской традиции носил мессианский титул.
До настоящего момента мы сосредоточили наше внимание на мессианском аспекте завоевания Палестины – но как и следовало бы ожидать, источники представляют указания на большую теплоту в отношениях между евреями и арабами во время. Важен также и тот факт , что эта теплота полностью отсутствует в реакциях христиан – будь они еретики или ортодоксы. Источники, между тем, указывают на то, что фило-арабские сантименты отражались в конкретном политическом участии: Doctrina описывает “смешание евреев и сарацин”, в то время как ранний армянский источник сообщает, что первым губернатором Иерусалима после завоевания был еврей.
Доказательства этой взаимной теплоты дополняются видимой враждебностью к христианству со стороны захватчиков. Еврей-выкрест в Doctrina клянется, что не отречется от Христа, Сына Божьего, даже если евреи и сарацины порубят его на части. Христианский гарнизон Газы стал коллективным мучеником за приверженность подобным идеям. Текст проповеди времен завоевания описывает , среди злодеяний сарацин сжигание церквей, разрушение монастырей и оскорбления крестов – ужасающее преступление против Христа и церкви. Ненависть сарацин к кресту также зафиксирована в раннем отчете о прибытии захватчиков на гору Синай.
