Я отступил обратно в толпу пассажиров, все напряженно наблюдали за разворачивающимся спектаклем реального, грубого насилия. Мало кто говорил. Никто не знал, куда это ведет и чем закончится.
Битва продолжилась еще восемь часов. Я поплелся домой пешком и наблюдал за происходящим остаток вечера по телевидению. С бороздящими в небе вертолетами, вспышками взрывов и увешанными оружием парамилитарными молодцами все это казалось отдаленной линией фронта, а не станцией в 20 минутах ходьбы от моего дома. И, несмотря на это, дикторы французского телевидения говорили о происходящем совершенно спокойно и без признаков удивления. Такой уровень насилия потряс бы большинство европейских столиц, но здесь, во Франции инцидент считался чем-то незначительным, даже банальным.
На протяжении последующих нескольких дней я читал прессу. Большинство репортеров и свидетелей согласились на хронологии событий. Молодой конголезец, уже известный полиции, попробовал перепрыгнуть через барьер, его тут же арестовали, применив излишнюю силу. Парня начали мутузить, проходившие мимо встали на его защиту. Менты достали пистолеты и дубинки. Начался полномасштабный мятеж.
Но как это могло произойти? Что превратило Гар дю Норд в пороховую бочку, что арест безбилетника в считанные минуты превратил вокзал в самую неуправляемую часть Франции? Вот здесь и началась путаница. Ежедневная газета Le Parisien описывала происходящее как unemeute populaire (народный мятеж) – в тоне сдержанного одобрения. Le Parisien не считается особенно левой. Но она всегда на стороне “народа” – наиболее любимого парижского мифа. Подобный язык поставил события в Гар Дю Норд в длинную череду традиции народных восстаний в Париже – от Фронды до Французской революции и Парижской Коммуны. Несколько других газет, включая “правую” Le Figaro сообщали о тех же событиях с ужасом, и уверяли, что разъяренные толпы скандировали: “Долой государство, ментов и боссов!” – и тем самым снова вписывали бунт в парижский фольклор восстаний.
Но проблема в том, что ни один из этих отчетов не верен. Пацанам, которых я видел, плевать на государство и боссов. У большинства, в любом случае, нет работы. И хотя они ненавидят полицию,они не употребляют слово flics. Для бунтовщиков менты большей частью обозначаются словами keufs или schmitts. Я слышал много выкриков Nik les schmitts (трахни ментов) и иногда на английском: Fuck the police! Этот слоган – на деле нечто большее, чем проклятие – не имеет никакого отношения к французской традиции мятежа.
