И затем внезапно, все прекращается. Почему остановилась французская революция? Почему после какого-то из бесчисленных ударов люди вдруг устали от кровавой оргии? Мы не знаем об этом ничего. Внезапно, без всякой видимой причины, кровожадность исчезла. И может быть именно так – без всякой видимой причины, самым запутанным и не предсказанным образом, настанет конец и Исламскому Государству.
Об этом жестоком, насильственном мужском мире Филипп Мюрэй говорит очень мало. Он умер слишком рано для того, чтобы стать свидетелем его повторного появления. Прежде всего, он говорит нам об уставшем мире Запада, и все его предсказания сбылись с невероятной точностью.
Но до того, как я буду говорить о Филиппе Мюрэе, я хотел бы привести пассаж из Токвиля – просто хотя бы ради удовольствия – и это всегда удовольствие, когда подобная умственная одаренность сочетается с стилистической элегантностью: “Я хочу представить себе, в каких новых формах в нашем мире будет развиваться деспотизм. Я вижу неисчислимые толпы равных и похожих друг на друга людей, которые тратят свою жизнь в неустанных поисках маленьких и пошлых радостей, заполняющих их души. Каждый из них, взятый в отдельности, безразличен к судьбе всех прочих: его дети и наиболее близкие из друзей и составляют для него весь род людской. Что же касается других сограждан, то он находится рядом с ними, но не видит их; он задевает их, но не ощущает; он существует лишь сам по себе и только для себя. И если у него еще сохраняется семья, то уже можно по крайней мере сказать, что отечества у него нет.
Над всеми этими толпами возвышается гигантская охранительная власть, обеспечивающая всех удовольствиями и следящая за судьбой каждого в толпе. Власть эта абсолютна, дотошна, справедлива, предусмотрительна и ласкова. Ее можно было бы сравнить с родительским влиянием, если бы ее задачей, подобно родительской, была подготовка человека к взрослой жизни. Между тем власть эта, напротив, стремится к тому, чтобы сохранить людей в их младенческом состоянии; она желала бы, чтобы граждане получали удовольствия и чтобы не думали ни о чем другом. Она охотно работает для общего блага, но при этом желает быть единственным уполномоченным и арбитром; она заботится о безопасности граждан, предусматривает и обеспечивает их потребности, облегчает им получение удовольствий, берет на себя руководство их основными делами, управляет их промышленностью, регулирует права наследования и занимается дележом их наследства. Отчего бы ей совсем не лишить их беспокойной необходимости мыслить и жить на этом свете?”
Это было опубликовано в 1840 году, в шедевре Токвиля “Демократия в Америке” Это потрясающе. Что касается идей, то этот пассаж содержит практически все, что я написал. Этот кусок также содержит практически все, что написал Филипп Мюрэй. Филипп не добавил ничего – он лишь специфически поправил, что речь идет не о патерналистской власти, но в реальности – о власти материнской. Новые времена означают возрождение матриархата в новой форме, в форме правительства. Граждане продолжат наслаждаться состоянием продолжающейся инфантильности, и первым врагом, который попытается истребить наше западное общество будет наш мужской современник, сама маскулинность.
Отмена проституции – это просто суицид для Европы. В этом смысле, развитие французского общества подтвердило все диагнозы Филиппа Мюрэя – после его смерти. В особенности это стало явным после прихода социалистов к власти. Его пророчества осуществляются с огромной скоростью, которая, как я думаю, удивила бы его самого. В то, что Франция стала второй, после Швеции страной, карающей клиентов проституток было бы трудно поверить даже Филиппу Мюрэю. Он был бы в ужасе от подобной перспективы. Не так рано. Не так быстро. Не во Франции.
