После стремительного разгрома в Идлибе в мае прошлого года президент Башар Асад выступил с разрекламированной речью, в которой был вынужден признать, что режим понес невероятные людские потери и должен уйти с некоторых фронтов. Газеты на протяжении многих месяцев писали об отчаянных усилиях по призыву и вербовке по всей стране. К концу июля казалось, что Асад может рухнуть под грузом кумулятивного эффекта долгих лет медленного истощения и дезертирств. Это повлекло за собой российско-иранскую интервенцию, с целью повернуть волну вспять. К февралю казалось, что в целом эту задачу выполнить удалось – об этом говорили и сторонники, и противники режима.
С этим трудно согласиться. Попытки оценки сил режима страдают от аналитических дефектов. Аналитики склонны преувеличивать роль количественных факторов – количества солдат или квадратных километров удерживаемой территории (больше красного, меньше черного – больше сирийской армии, меньше ISIS!) и не думают других способах измерения степени правительственного контроля – от экономических и управленческих аспектов до качественной дифференциации вооруженных сил. По мере того, как разлагается режим, разлагаются и его силовые структуры. Если наши приключения в Ираке и Афганистане и должны были нас чему-то научить – так это тому, чтобы вновь не попасть в ловушку слабых государственных институтов и красочных карт, нарисованных на основании заведомо неверных параметров. В конечном итоге, гражданская война всегда ведется за базисные предпосылки совместной жизни, и за институты, которые их формируют. И поэтому, внутренняя динамика правящих структур, по меньшей мере также важна, как как успехи на поле боя или перемещения линий фронтов. И поэтому, если не рассчитывать на то, что в Сирии внезапно закончатся мужчины призывного возраста, автоматы и пикапы, мы должны, наконец, уделить внимание структурной динамике, лежащей под поверхностью конфликта, бушующего уже пять лет.
Факт в том, что через пять лет этой войны, силовая структура режима уже мало чем отличается от структур оппозиционных милиций. В то время как куда лучше снабжаемая сирийская арабская армия – все еще существующий скелет логистики войны , силы, в реальности ведущие боевые действия состоят из головокружительного спектра гипер-местных милиций, вступивших в альянс с различными фракциями, местными и зарубежными спонсорами и полевыми командирами. Среди этих групп лишь очень небольшая часть в состоянии проводить нечто, хотя бы отдаленно напоминающее наступательную акцию. Это объясняется в гораздо большей степени фрагментацией власти – и на местном, и на национальном уровне, нежели сектантскими или демографическими ограничителями. Некогда тоталитарное сирийское государство атрофируется, и составляющие его части – будь то секты, традиционные рантье или просто местные отморозки – получают потрясающую степень и политической, и экономической независимости от Дамаска. Вопреки распространенным утверждениям, Асад не заключил сделки с большей частью суннитского городского населения. Вместо этого, он привел к власти наиболее отмороженные элементы страны и удвоил ставки на сектансткие, трайбалистские и бандитские инстинкты своей базы поддержки.
