Сегодняшний украинский политический ландшафт фундаментально реструктурируется вследствие Евромайдана и так называемой «гибридной войны» на Донбассе. Известный киевский социолог Михаил Винницкий (Киево-Могилянская академия)[1] в октябре переломного 2014 года, ввиду глубины и быстроты происходящих трансформаций, использовал для классификации суммы этих — иногда параллельных, иногда взаимосвязанных, иногда противоречащих — одновременных общественных, культурных и ментальных процессов широкую политологическую концепцию «социальной революции» Тиды Скочпол[2]. Хаотичность и амбивалентность, присущие всем социальным революциям, в том числе и украинской, делает их научное изучение нелегким. Даже обществоведам, хорошо осведомленным о постсоветской истории Украины, с начала 2014 года стало все труднее адекватно прослеживать, излагать и оценивать совокупность явлений, тенденций и перспектив разительного развития во многих областях украинского социума.
Проблема недостаточного понимания новейших украинских изменений усугубляется общей недоразвитостью социального мониторинга и общественных наук всех постсоветских стран, в том числе и Украины[3]. Обществоведческая интерпретация разных инноваций усложняется и тем, что они проходят в условиях так называемой «информационной войны». Многие сведения о последних украинских событиях моментально становятся объектами разнородных искажений, мистификаций, манипуляций и фальсификаций — особенно, но не только, со стороны российских государственных СМИ. Широкомасштабная дезинформационная кампания Кремля, как и украинские контрпропагандистские попытки, делают и без того трудновыполнимую задачу систематичной обработки и продуктивного обсуждения огромного потока новой информации ещё сложнее.
Сегодняшний украинский правый экстремизм в историко-сравнительной перспективе
Одним из таких ранее неизвестных, практически неисследованных, но особенно горячо обсуждаемых феноменов постмайданной украинской политики являются добровольческие вооруженные формирования, которые в Украине официально называются «Патрульные службы милиции особого назначения», «Батальоны особого назначения» и т.п. Этот новый тип украинских войск начал спонтанно возникать весной 2014 года в результате вооруженной эскалации политических конфликтов на Восточной Украине. Часто самостоятельно — то есть, по крайней мере, вначале, без помощи государства или с только частичной помощью — созданные батальоны добровольцев с первых дней принимали активное участие в боях против вооруженных сепаратистов и российских войск на Донбассе.
Быстрое возникновение добровольческих частей и широкой сети поддерживающих их волонтерских структур можно считать как реакцией на слабость украинского государства, так и необычной манифестацией украинского социального капитала и гражданского духа. Как и в других разновидностях «третьего сектора», среди добровольческого движения Украины есть, однако, не только организации, которые можно рассматривать как новые однозначно демократические проявления гражданского общества Украины (в узком смысле). Существуют и те структуры, которые скорее стоит классифицировать как разновидности негражданского общества или же гибридные общественные структуры, высокая мобилизованность и организационная мощь которых может, в определенных ситуациях, оказаться проблемой, а не поддержкой для развития украинской демократии[4].
Хотя количественно они составляют только маленькую часть украинских вооруженных сил, добровольческие батальоны в отдельных — и, в частности, в первых — столкновениях с сепаратистами и российскими подразделениями в украинской части Донецкого бассейна (Донбасс) играли не менее важную роль, чем регулярная украинская армия и Национальная гвардия (также новое военное формирование Украины 2014 года, требующее отдельного рассмотрения). Как и другие украинские политические феномены, впервые появившиеся в 2014 году, добровольческие полки, батальоны и роты не имеют аналогов в истории постсоветской Украины и все еще нуждаются в политологической оценке. Учитывая эти и другие причины, неудивительно, что новосозданные военные части Украины — как отряды добровольцев, так и Нацгвардия (в которую позднее вошли некоторые добровольческие части) — мгновенно стали особенно популярными мишенями российской пропагандистской кампании против постмайданного политического руководства в Киеве.
В этом очерке не раскрывается весь многогранный и динамичный феномен новых добровольческих частей, возникших в 2014 году[5]. Вместо этого я сосредоточусь лишь на предыстории и некоторых аспектах возникновения одного особого и несколько девиантного примера общего феномена добровольцев[6], а именно на ранней истории одного из самых знаменитых из этих подразделений — полка «Азов». Более того, история этой структуры здесь рассматривается лишь с точки зрения политических, а не военных наук, т.е. как разновидность негражданского общества, а не вооруженных сил Украины[7]. Иными словами, я здесь сконцентрируюсь на определенных особенностях создания «Азова», а не на боевых действиях, заслугах или возможных промахах этого подразделения. Последние представляют собой ещё более трудно исследуемые сюжеты, которые я не в состоянии обоснованно и компетентно оценить.
