И сегодня, несмотря ан то, что Мухаммед VI инвестирует в регион, и даже показательно проводит здесь свои каникулы, вся его щедрость мало что дает аборигенам. Как написала Эллиот: “Местные находят, что их раздолбанные машины не поедут и по новеньким шоссе, а сами они совершенно не готовы к конкуренции за рабочие места в зоне шикарных курортов”.
История семьи Абдельслама – типична для Рифа. Его родители происходят из деревни Буяфар, в Надоре, Риф. Оттуда они сбежали в Алжир – тогда еще французский. Там береберы работали на французских фермах и поселялись в быстро растущих прибрежных городах. Именно во французском Алжире родители Абдельслама получили французское гражданство – в результате чего и их дети стали французами. Шаг второй: миллионы жителей Северной Африки устремились в Западную Европу – наполняя фабрики и заводы на гребне послевоенного экономического бума. Так Абдельсламы оказались в Бельгии в 60-х.
Но если первое поколение иммигрантов было благодарно Европе за дарованные экономические возможности, то второму приходится бороться. Шахты и заводы, на которые когда-то устремились марокканские мигранты сегодня закрыты. После них остались загнивающие пригороды и кварталы больших городов. Уровень безработицы в Бельгии – 8%, но среди молодежи – более 20%. Если речь идет о молодежи марокканского или турецкого происхождения, он может достигать 40%.
Но безработица – не единственный фактор, подталкивающий к джихаду. Мусульманская община Бельгии – 4,9% от 11,3 миллионов населения. Марокканцы – самая большая ее часть (400-500 тысяч). За ними следуют турки. В то время как среди джихади полно марокканцев, эксперты отмечают практически полное отсутствие турок. В стране отсутствует опыт проникновения и работы спецслужб в экстремистские круги , и потому внятного объяснения этому феномену нет – что не может не вызвать сожаления, с учетом ужасающих последствий “внутренней проблемы” бельгийцев.
Почему турки не впечатлились джихадом? Для начала, они говорят по турецки, и потому менее поддаются пропаганде арабо-язычных салафитских проповедников. Далее следует культура. Дидье Лерой, ведущий эксперт по терроризму Королевской Военной Академии Бельгии говорит об “определенном типе индивидуума, сконструированном в турецкой общине”, в котором “секуляристское наследие Мустафы Кемаля … возможно, все еще играет определенную роль”. Другой критически важный момент – кто работает в мечетях. Турция посылает в турецкие общины за границей собственных имамов, и большинство турецких мечетей в Бельгии находятся под надзором Диятнет – турецкого управления религиозных дел, которое жестко контролирует религиозную сферу в турецком государстве. По контрасту, марокканские мечети наполнены салафитскими имамами из Залива, которые проповедуют куда более радикальный, нежели распространенный в странах Северной Африки традиционный ислам школы Малики.
Но, за всем этим по-прежнему маячит Риф – самостоятельный и существенный фактор радикализации.
Региональная динамика “усмирения”, заброшенности, бесхозяйственности, унаследованные от колониальной эры, зеркально напоминают собой проблемные пакистанские племенные зоны. Как и Риф, который на арабском буквально означает “конец обрабатываемой земли” – пакистанская племенная периферия основана на традиционных кодах поведения, базирующихся на чести, мести и гостеприимстве. Когда произошел крах старого порядка, в отсутствие государственных институтов, джихадисткие идеологии расцвели, словно каннабис в Рифе, или опиумный мак в Хельманде.
