Как часто я слышу подобные заявления в последнее время? Мои друзья возвращаются в шоке из Алжира и Сетифа. Мой друг, тряся головой, сообщает мне: “На рынке Баб эль-Уд любовники держат друг друга за руки!” Его возбуждение настолько сильно, как будто он увидел голубя, внезапно заговорившего по-английски. Другой говорит: “Женщины сидят на террасах кафе и пьют с подружками, как будто это так и должно быть”. Французы, узнающие меня по моему виду и акценту спрашивают: “И что же, вы едите свинину?” – как будто я их спрашиваю, постятся ли они и ходят на мессу! Почему меня пытаются запереть в клетке религиозной идентичности? Моя невестка, отправляя 8-летнюю дочку в школу, в вопроснике о школьных завтраках отметила крестиком “все” – через несколько дней ей позвонил директор и спросил: “Вы что не знаете, что отметили не халяльную еду?”.
Мой город возродил во мне подозрения, которые я надеялся похоронить на другом конце Средиземного моря 21 год назад. Поток людей, заполняющий каждую пятницу Рю де ла Буланжери – не обычное собрание правоверных. Они приходят к Центру Тавхид, который с 2000 года избрал в качестве своей французской базы Тарик Рамадан. Их так много, что молельные коврики на время перекрывают движение в центре. Эта молельня, которую многие считают мечетью – центром жизни тех, кто следует идеологии “Братьев-Мусульман”.
Я во Франции. Я иду по улице, которая все еще смеет себя называть Рю де Жамбон (Улица Ветчины). Я захожу в новый книжный магазин – и я в отчаянии. На витринах – постеры о том, как научить детей исламским правилам, таким, как не дразнить других, отдыхать на правой стороне и делать три перерыва когда пьешь. На полках можно увидеть сочинения всех исламистских знаменитостей – Хана, Тарик Рамадан, Саид Кутб, Хасана аль-Бана.
Все это до жути напоминает мне Оран начала 90-х., когда исламистское правительство города первым делом закрыло консерваторию, запретило музыку и танцы, и прокляло искусство в качестве импортированного греха. Разе в не в городе Брест, Бретань сняли этого харизматичного имама, рассказывающего маленьким детям о том, что музыку делают для свиней и обезьян?
В Институте Технологий (!), в двух шагах от парикмахерского салона Coiffure Mixte, студенческая организация требует, чтобы лекции не приходились на время намаза. Из-за того, что директор Института осмелился вспомнить о ценностях Республики, он стал жертвой брутальной кампании запугивания, ему угрожали, его машину разбили, его самого избили. Что предприняла полиция? Как отнеслись к этому левые?
В 90-х я видел, как мои алжирские братья бессильны перед лицом гигантской интеллектуальной и логистической машины алжирских исламистов. Исламизм протаптывается потихоньку, мягко, последовательными , маленькими, успешными нахальствами. Вначале они очень стараются никого не напугать – чтобы потом уже никто не помешал финальному прыжку в террор и варварство.
