В его видении, вестготы, занявшие Аквитанию и вандалы, завоевавшие Карфаген, были привлечены богатствами Римской империи, но смогли завладеть этими богатствами благодаря орудиям и навыкам, которые они переняли у римлян.
Хизер пишет: “Для искателей приключений, Римская Империя, будучи угрозой самому их существованию, также представляла необозримые возможности для процветания…С того момента, как гунны выдавили большие группы племен через границу, римское государство превратилось в своего злейшего врага. Его военная мощь и финансовая сложность ускорили процессы превращения иммигрантов в когерентную силу способную выкраивать себе королевства из тела римской государственности”.
Жутко схожие процессы разрушают сегодня Европейский Союз – несмотря на то, что немногие готовы это сходство признать. Также, как и Римская империя в 5-м веке, Европа забыла о собственной обороне, и оборона развалилась. Вместе с ростом ее богатств ее военная мощь ослабевала – и также ослабевала ее вера в саму себя. Европа опустилась в декаденс в своих моллах и стадионах. И, одновременно, она распахнула свои ворота чужеземцам, жаждущих ее богатств, но не готовых отказаться от веры своих предков.
Отдаленным шоком для этого ослабшего строения стала сирийская гражданская война, которая превратилась в катализатор великого переселения народов 2015 года.
Как и тогда, они пришли со всех окраин имперской периферии – из Северной Африки, Леванта, Южной Азии, но теперь они идут миллионами, а не десятками тысяч. Конечно, большинство идет лишь в поисках лучшей жизни. Жизнь в их собственных странах в экономическом плане стала лучше – настолько лучше, что у них появились средства на то, чтобы покинуть те страны, которые в политическом плане кажутся слишком рискованными.
Но они не могут идти потоками на запад и на север, не принося с собой некоторые политические недуги. Как это видел Гиббон, убежденные монотеисты представляли собой серьезную угрозу для светской империи.
Утверждение о том, что большинство мусульман Европы не являются сторонниками насилия – несомненная правда. Но такая же несомненная правда – это же большинство придерживается взглядов, которые трудно примирить с принципами наших либеральных демократий, включая такие новшества, как равенство полов, и толерантность не только в отношении любых религиозных групп но и практических всех сексуальных склонностей и предпочтений. И потому активному и прибегающему к насилию меньшинству весьма просто и получить в свои руки оружие, подготовить свои атаки против цивилизации изнутри этих миролюбивых обществ.
Я недостаточно знаком с историей 5-го века, и я не смогу процитировать тех римлян, которые описывали каждый новый акт насилия в качестве беспрецедентного, даже если нечто подобное случалось много раз прежде, или тех, кто издавал благочестивые призывы к солидарности после падения Рима, даже если держаться вместе означало умереть вместе, или тех, кто производил пустые угрозы о беспощадной мести, даже когда речь шла не более чем о принятии мелодраматической позы.
Но я знаю, что Европа 21-го века должна винить за то безумие, в котором она оказалась, только себя – и это при том, что ни в какой другой части мира не было выделено столько средств на изучение истории, как в современной Европе.
Когда 30 лет назад я поступил в Оксфорд, как-то само собой разумелось, что в первом семестре мы должны учить Гиббона. Ничего хорошего из этого не получилось. Мы узнали много нонсенса о том, как плох национализм, о том, что национальные государства – и того хуже, а уж хуже империи ничего быть не может.
Вард-Перкинс пишет: “Римляне накануне краха были также уверены, как мы сегодня, в том, что мир, к которому они привыкли продолжится, и ничего существенно не изменится. Они ошибались. С нашей стороны было бы мудростью не повторять их самоуспокоенность”.
Бедный, бедный Париж. Убит самоуспокоенностью.
Niall Ferguson Paris attacks: fall of Rome should be a warning to the West. The Australian NOVEMBER 16, 2015
