Коротко о зимней войне. Карта на 4 февраля. Зоны, закрашенные розовым – места концентрации батальонно-тактических групп. Согласно данным украинской разведки. Коротко о том, что произошло в Дебальцево. 25-я бригада была обескровлена. Сюда были переброшены подкрепления – три-четыре бригады. Это было самое интенсивное сражение в Европе. Даже Балканы с этим не сравнятся. 128-я бригада не вышла из котла. Вся ее техника потеряна. В 25-й, у которой было около 100 машин, ничего не осталось. Аэропорт. Я был в аэропорту, в Пески, в километре от аэропорта. Я говорил с ребятами там. Никто из них не вернулся. Это аэропорт. Один из самых современных в Европе. Вы видите – он полностью уничтожен. Туда вошли чеченцы и перерезали всех, кто остался в живых.
Один из возникающих вопросов – почему украинцы снова и снова попадают в ситуацию, в которой они создают реально хорошую оборону, дают достойный отпор. Они сражаются как в аду. Русские несут в три-четыре раза большие потери. Но почему они всегда заканчивают в котле? Этот котел или уничтожается, или они уходят из него, бросив тяжелую технику. Я думаю, что это можно объяснить. На этом фронте нет линейной обороны. Она – серия бастионов, укрепленных районов. И они разделены километрами без всяких укреплений. И проблема в том, что у Украины нет сколько-нибудь эффективных комплексов ПТУР для ее пехоты.
Вы пытаетесь остановить танк. Тут следуем помнить, что у них невпечатляющие запасы вооружений. Прежде всего, мы заплатили им за то, чтобы они избавились от большей части своих запасов в 90-х. Также мы заплатили за то, чтобы они избавились от своих ПВО – и они теперь об этом ужасно жалеют. Они уничтожили громадные запасы боеприпасов. Теперь проблема в том, что из того, что у них есть только одна из трех ракет вообще запускается. И у вас нет выбора. Вы зарываетесь в землю, ждете, когда танк проедет над вами и стреляете в него сзади. Потому что у каждого танка на Донбассе есть активная защита. Металлические коробки с защитой. Ракета ударяет, ящик взрывается. Вот фото, я на танке. В этот танк попали три РПГ и еще одна ракета. И ни одна из них не пробила броню. Это русский танк Т-72В. Первый танк, подтвержденный иностранцем. Я залез внутрь, записал серийный номер, вернулся в Киев, проверил записи – этот танк никогда не был на вооружении украинской армии.
И вот что происходит. Вот позиция, она, между прочим, снята с российского дрона, вот парень, который его тащит. Вот они окопались. Им нужна артиллерия, и им ее не хватает. Вот они вынуждены зарывать собственные танки, вместо того, чтобы использовать их как мобильную силу. Тоже самое делали французы в 1940. Это глупая стратегия, но у них нет иного выбора. Им надо что-то, чтобы остановить танки. И вот то, что происходит – две или три таких штуки обходят с флангов – и вы в котле. И после этого по вам бьет прямой наводкой артиллерия. Вся артиллерия, которая у них есть. И вам надо прорываться из котла. Вы прорываетесь из котла, и вы вынуждены бросать тяжелую технику.
И поэтому, когда люди в Вашингтоне говорят этим чудесным абстрактным тоном: Это будет, пожалуй, эскалацией, дать другой стороне противотанковое оружие, им стоит об этом вспомнить. То, что в принципе надо украинцам – это Javelin и TOW-2. У них есть две боеголовки. Первая пробивает активную защиту, вторая – броню. Мы тут занимаемся некоей абстрактной дискуссией, пока убивают их армию. Убивают из-за того, что она неспособна остановить механизированные силы, и вынуждена реагировать, оказавшись в котле.
Можно сказать, что крах перемирия, я имею в виду Минск-1, было прямым результатом двух решений: 1. Путин продолжал снабжать мятежников и раздувать конфликт. 2. Решение принятое здесь, в Вашингтоне. Мы отказывались, с лета 2014 года, дать украинцам противотанковое оружие. Они не говорят о подарке. Они хотят его купить. И когда мы не даем им это оружие, ни один наш союзник по НАТО не даст, без нашего разрешения.
Коротко об артиллерии. Русские используют очень много артиллерии. Она летальна. Системы реактивного залпового огня. Кассетные боеприпасы. В 80-х у нас было преимущество. Они особенно эффективны с высококачественной взрывчаткой – в 4-10 раз больше, чем с обычной. Потом мы озаботились тем, что снаряды остаются на поле боя и люди могут умирать из-за этого, и мы подписали конвенцию. И у нас теперь этих систем нет. Но у русских и китайцев, конечно же, все это есть. Они не подписывали конвенцию.
И это то, что происходит – целый батальон был уничтожен за три минуты. Вот вам график “перемирия”. Назвать то, что случилось после Минск-1 “прекращением огня” – значит просто надругаться над всеми нормами английского языка. Основные уроки: ОБСЕ не создавалось для мониторинга. Оно создавалось как бы для людей , которые идут к советнику по семейным отношениям. Они говорят, что хотят увеличить штат до 350 человек. Да вы просто не можете мониторить такое перемирие с таким штатом. Они наблюдает лишь за двумя КПП. Я вам могу показать 12 крупных приграничных терминалов, через которые гонят технику и боеприпасы. И в их командах больше русских, чем западноевропейцев. И они ходят по украинским позициям и снимают их на смартфоны. Это не та организация, которая в состоянии поддерживать сколько-нибудь значимое перемирие.
Тоже самое с Минск-2. Бог помог нам, и у нас политики, у которых нет представления о перемирии. Мы отведем тяжелое вооружение на 50-70 км от фронта. И что это означает? – Это означает, что линия разделения – серия укрепленных районов, которая не может сдержать ничего, за исключением пехотной атаки. И если одна из сторон решит воспользоваться военным преимуществом, она может пройти эти сто километров за пару часов. Теперь, у украинцев нет никакой стратегической информации, и ОБСЕ намеренно дает им любую важную информацию с недельным запозданием. И любая информация, которая дается им НАТО, также приходит с опозданием. С запозданием на несколько часов. Поэтому если сепаратисты решат перейти в наступление, у них будет преимущество в четыре часа. За это время они прорвут экран пехоты и выйдут в тыл, откроют широкий фронт для наступления. Если бы вы хотели заранее спроектировать катастрофу для украинцев, вы не могли бы придумать ничего лучше.
