Джефф Колган из Университета Браун проанализировал военные конфликты в 170 государствах между 1945 и 2001 годами. Он обнаружил, что те страны, у которых доходы от нефти превышали 10% ВНП, были наиболее буйными в мире. Такие государства демонстрировали заметную склонность к разжиганию военных диспутов и конфликтов и в среднем участвовали на 50% чаще в военных конфликтах, чем государства не-экспортеры в период после окончания второй мировой войны. Среди примеров – высылка правительствами Эво Моралеса в Боливии и Уго Чавеса в Венесуэле послов США, венесуэльская мобилизация для войны против Колумбии, Иран, поддержавший ХАМАС во время войны с Израилем в 2008 году. Точно также, иракское вторжение в Иран в 1980 и многочисленные ливийские экспедиции в Чад произошли на пике нефтяных цен в 70-е и 80-е. Механизм очень прост: высокие нефтяные доходы снижают внутреннюю политическую ответственность лидера за решения, которые повышают риск международных авантюр. Нефтяные доходы также повышают военные возможности таких государств, предоставляя им необходимые средства.
Исходя из этой перспективы, Россия не столько неувереная сверхдержава, а типичное петро-государство с ограниченным горизонтом которое становится агрессивным в тот момент, когда оно накапливает достаточно нефтяных доходов. В 2004, когда нефть стоила 25 долларов, Путин был другом Америки и не возражал против расширения НАТО. Согласно Хендриксу, именно так и ведут себя петро-государства, когда нефть дешева: при уровне стоимости нефти менее 30 долларов за баррель петро-государства становятся более мирными, чем не-экспортреы. В 2002, когда баррель стоил около 20 долларов, Путин в обращении к Федеральному Собранию перечислил многочисленные шаги к к европейской интеграции и активному сотрудничеству с целью создания единого экономического пространства с ЕС. Тогда это считалась основным приоритетом России. В 2014, когда баррель стоил 110, Путин вторгся в Украину с тем, чтобы покарать ее за попытки создания единого экономического пространства с ЕС.
В 2007, вскоре после того, как нефть достигла своего первого пика в 75 долларов, Путин дал свою знаменитую мюнхенскую речь, где он впервые бросил вызов американской гегемонии, но все еще выражал некие надежды на партнерство с Европой и Соединенными Штатами. В 2014 – когда цены на нефть превысили 100 долларов, Путин в валдайской речи полностью отрекся от каких-либо возможностей сотрудничества с США.
Когда советские войска вторглись в Афганистан в 1979, цены на нефть достигли 101 доллара, российское военное приключение в Грузии в 2008 началось после того, как цены превысили 105 долларов, и авантюра в Украине началась после того, как цены побили даже рекорды 2008 года. Это укладывается в рамки теории предсказания агрессивного поведения петро-государств. С этой точки зрения, позиция НАТО по Грузии и Украине реально не имеет значения и влияния на российскую агрессию в отношении двух этих государств, за исключением того, что служит полезным предлогом.
В то время, как Россия кажется стареющей, вымирающей и загнивающей великой державой внешнему наблюдателю, кремлевские элиты аккумулировавшие значительные ресурсы вовсе необязательно рассматривают ее в качестве таковой. Вместо этого, они с упорством именуют Россию одной из трех сверхдержав – наряду с США и Китаем, и продолжают называть Россию энергетической сверхдержавой, напоминают о том, что у России – вторые в мире запасы вооружений и о том, что российская армия может промаршировать через Восточную Европу в Берлин или Лондон в течение считанных дней.
Роберт Джервис в свое время указал на то, что индивидуальное восприятие людей, принимающих решение, и то, как оно искажает реальность значит куда больше, чем мы готовы признать. Такое искажение может оказаться еще более значительным в случае лидеров петро-государств, независимо от того, что НАТО хочет или думает.
Maria Snegovaya Think of Russia as an ordinary petrostate, not an extraordinary superpower. Washington Post, March 9, 2015
