Тактическая группа 20-й гвардейской мотострелковой дивизии была слита с объединенным формированием 18-й гвардейской мотострелковой бригады после 13 февраля, элементы 20-й бригады заменили 8-ю гвардейскую мотострелковую бригаду, понесшую серьезные потери.
Другие сводные формирования – 19 мотострелковой бригады и 10-й бригады спецназа, 13-го гвардейского танкового полка (4-й гвардейской Кантемировской дивизии) и 32-й мотострелковой бригады, 104-го воздушно-десантного полка вместе с формированием Кальмиус мятежников было замечено на северном направлении в феврале.
Элементы 9-й мотострелковой бригады действовали в сводном формировании вместе с не идентифицированным подразделением на южном направлении в феврале.
Широкий географический разброс подразделений, генерирующих солдат для операций может быть объяснен типичным желанием командования предоставлять войскам возможность получить боевой опыт всякий раз, когда предоставляется подобного рода возможность. Но это не было главной причиной в нынешней ситуации, есть признаки того, что за этим стояли и другие соображения.
Войсковые подразделения, постоянно дислоцируемые в Южном и Западном военных округах могли генерировать батальонно- тактические группы для весенней фазы операции, но уже к осени, и, в особенности , зимой, они могли создавать лишь ротные тактические группы. Некоторые подразделения не были в состоянии выполнить и это требование. Например, 536-я бригада прибрежной артиллерии была вынуждена отправить некоторых контрактников в 61-ю бригаду морской пехоты с тем, чтобы та смогла создать тактическую группу для посылки в Украину.
В то же время, сибирским подразделениям было приказано создать больше, чем батальонно-тактические группы. 36-я гвардейская бригада отправила формирование, по численности приближающееся к полку, с танковым батальоном, артиллерийским дивизионом и отдельными боевыми подразделениями. Это указывает на жесткую нехватку персонала. То, что сибиряков перебрасывали с их собственной техникой – вместо того, чтобы отправить только солдат, также демонстрирует дефицит боевой техники. Вместе это свидетельствует о том, что желание предоставить войскам боевой опыт не было единственной причиной того, что в операции принимали подразделения, дислоцированные на таком удалении от театра боевых действий.
Следующим индикатором нехватки персонала является создание “профессионалов” из призывников, не осознающих последствия такого рода перемены или не могущих дать отпор подобному превращению. Именно дефицит кадров, а не выгоды обучения в условиях реального боя и есть причина участия отдаленных подразделений. Есть информация о том, что российский военный персонал с помощью угроз “конвертируют” в контрактников. По меньшей мере в одном случае командир подразделения подделал контракты, и сам расписался за ничего не подозревающих призывников. То, как это подрывает мораль войск описывать не стоит.
