Общая трудность предмета прав человека в исламском мире была описана интеллектуалом из Туниса Баситом бин Хасаном: “В любой момент, когда арабский дискурс находится на грани того, чтобы принять ту новую концепцию свободы и равенства, он немедленно врезается в барьер подозрительности и сомнения относительно пользы этих концепций и их отношения к корням нашей “культурной идентичности”. Подобный дискурс возникал лишь на очень короткие промежутки времени – во время арабского возрождения и среди анти-колониальных движений, в период, когда появились арабские организации защиты прав человека. Тем не менее, и в такие периоды проблема прав человека оказывалась в центре атаки – с разных сторон не обязательно представителей только консервативных, но и прогрессивных направлений. Это создало большие недоразумения среди арабов относительно концепции прав человека”.
Причина подобного сопротивления кроется в самом сердце ислама. Здесь мы дадим длинную цитату из книги Кризис Исламской Цивилизации, которую написал Али Алауи, бывший министром обороны и финансов в новом правительстве Ирака: “В классической исламской доктрине проблема природу индивидуума, в качестве автономного образования, с собственной свободной волей просто не встает в отрыве от контекста ультимативной зависимости индивидуума от Бога. Арабское слово для индивидуума – аль-фард – не подразумевает принятого в других языках понятия целенаправленного существа, наделенного силой рационального выбора. Скорее, данный термин подчеркивает одиночество, отчужденность и одинокость. Сила выбора и воли дарованы Богом в точке специфического действия или решения – так называемый иктисаб – и не являются чем-то самостоятельным, укорененным, внутренне присущим. Аль-фард , как правило, применяется для описания свойств высшего существа, для подчеркивания его уникальных атрибутов. Он связывается с другими качествами Бога ( в известной формуле аль-вахид, аль-ахад, аль-фард, ас-самад: Единственность есть сущность, существо, состояние и вечность), ради установления абсолютного превосходства божественной сущности. И потому, притязание на право и возможность автономной акции без упоминания Бога в качестве ее источника есть оскорбление и святотатство…Вся система индивидуальных прав, покоящаяся на понятии естественного состояния индивида в светской или политической теории совершенно чужда способу исламского мышления”.
Обратите внимание на то, что “сила выбора” “не содержится ” в человеке. Это значит, что она не является частью его природы. Он приобретает ее в момент действия, что превращает в нонсенс любые рассуждения о свободе выбора. В последней сентенции Аллауи отдает должное той тщательности, с которой Газали разрушает моральную философию (называя ее светской этической теорией). Она, как мы могли убедиться ранее, “чужда структуре исламского мышления” – в том виде, как ее оформили ашариты и аль-Газали. Чистый остаток, как указывает Аллауи – проблема прав человека не возникает в мусульманских странах. Откуда ей взяться? Как может человек претендовать на нечто, не принадлежащее ему? Если права не являются “врожденными”, демократия не может быть моральным базисом правительства. Адвокатам демократизации арабского мира следует вчитаться в Аллауи, чтобы понять всю глубину того, с чем они намерены бороться.
Если внутри мусульманского мира нет принципа равенства, который распространяется на все человеческие существа, философского основания для демократии нет. В Леванте в ходу поговорка: “Ничто не унижает так, как подчинение авторитету”. Это так, потому что рационального базиса для власти, основанного на разуме не существует. Есть только сила.
Как, в таких условиях, можно добиться признания того, что все люди равны, если это не выражено в откровении? Путь к этому открывается через философию и через признание того, что душа каждого индивидуума стремится к к трансцедентному добру – и под этим, мы, в конце концов и понимаем человеческую природу. Но, чтобы это произошло, мы культура, в которой это происходит, должна открыться разуму, или, точнее, авторитету разума и его способности понимания реальности. Как мы видели, попытки открыть арабский разум пока что пользовались лишь временным успехом, и изгнание философии из этой культуры, как представляется, сформировала, или деформировала ее перманентно.
