Кабинет, например, разрешил агентству установить в Египте тот порядок правления, который впоследствии предполагалось распространить на весь арабский мир. В отличие от Индии, где была введена прямая система британского правления, в Египте британцы правили в тени местного наследного принца, от имени которого издавались написанные британскими советниками указы и законы.
Процесс принятия египетского решения стал предтечей и образцом всех последующих решений, которые Сторр и другие члены антуража Китченера принимали в тени славы фельдмаршала. Когда взгляды правительства на то, что происходит на Востоке вступали в противоречие с взглядами Китченера, как правило, побеждал Китченер и его люди. Уникальный престиж фельдмаршала делал это возможным. Характерной, в этом отношении, является пометка министра иностранных дел, сэра Эдварда Грея, на одной из каирских телеграмм: “Согласен ли лорд Китченер? Если да, я тоже согласен”.
Еще одной из причин, по которой министры с легкостью соглашались с рекомендациями “специалистов” были общая невежественность и неведение о делах Ближнего Востока, масштабы которых трудно себе представить в нашу информационную эру. Сэр Марк Спайс, один из немногих депутатов парламента, лично объездивших оттоманские земли, сообщал о полном отсутствии литературы, посвященной географии и истории турецкой империи. Все имевшиеся в наличии “истории” не основывались на оригинальном исследовании, и все были , в большей или меньшей степени, копией германской монографии 1744 года. В 1917 году, при подготовке наступления на Сирию, британская разведка сетовала на то, что не существует книг и атласов, посвященных этой провинции “ни на одном из европейских языков”.
После объявления войны британская разведка столкнулась с полным отсутствием карт. Исключением стал Синайский полуостров, карта которого была изготовлена одним из офицеров разведки Китченера. Когда война дошла до Ближнего Востока, и политики, и солдаты знали, что речь о не исследованной, и, в буквальном смысле слова, не нанесенной на карту территории.
Китченер всегда опирался на свой штаб. Он стал военным министром, и это означало не только то, что он переехал в Лондон, но и то, что центр власти и влияния сместился в Каир, в руки его верных помощников. Наибольшее значение имел тот факт, что уже к концу 1914 года Китченер выбрал людей, которые должны были консультировать правительство в делах арабского мира и осуществлять правительственную политику на Востоке. Передавая им эту власть, Китченер перенес центр тяжести принятия решений из космополитической столицы мировой империи, где чиновники, возможно, не обладали специфическими познаниями о Ближнем Востоке, но имели представление о “всемирном процессе” в колониальные столицы Египта и Судана, где старые предрассудки никто не осмеливался критически проверить или бросить им вызов.
