Ключевым моментом для понимания этого кризиса, однако, является тот факт, что турки узнали о проблеме с кораблями не 3 августа, а несколько раньше – 31 июля, а подозревать начали еще раньше.
В Берлине, между тем, немцы решительно пересмотрели свое отношение к туркам как к вероятному военному союзнику. 24 июля кайзер Вильгельм лично потребовал, чтобы ранее отклоненное предложение Энвера о союзе было рассмотрено. Австрийский ультиматум Сербии – искра, разжегшая первую мировую войну, был предъявлен за день до этого.
В Константинополе немедленно начались секретные переговоры. С турецкой стороны в них участвовали принц Саид Халим, великий визирь и министр иностранных дел, Талаат и Энвер-Паша. Энвер сообщил, что большинство членов центрального комитета выступают против союза с Германией. Переговоры с триумвиратом поэтому проходили секретно, и о них не знал даже морской министр Джемаль.
Несмотря на инициативу кайзера, германский премьер-министр, канцлер Теобальд Бетманн Холлвиг, не проявлял особого энтузиазма, опасаясь влезть из-за Турции в ближневосточную трясину. 31 июля, в день, когда германский генеральный штаб окончательно принял решение о вступлении в войну, Холлвиг послал телеграмму своему послу в Константинополе, предписывающую не подписывать никаких договоров, в случае, если «Турция не обяжется предпринять против России акций, достойных таковыми именоваться».
1 августа стал решающим днем переговоров. Точные детали его неизвестны, но результатом стало то, что три младотурка вовлекли империю в военный альянс с Германией. Турки, однако, совершенно не горели энтузиазмом, и желали избежать реальной войны – таково, по меньшей мере, было желание великого визиря, принца Саида Халима.
Не только переговоры велись секретно. Сам договор о союзе также остался секретным. Статья 4 гласила: «Германия обязуется военной силой, в случае необходимости, защитить оттоманские территории, если они окажутся под угрозой».
Турция объявила «строгий нейтралитет» в разворачивавшемся конфликте между Австрией и Сербией. Турция могла вступить в войну на стороне Австрии только в случае, если тоже самое сделала бы Германия, в соответствии с ее договорами с Австрией (важным является тот факт, что договор был подписан через день после того, как Германия объявила войну России, сделав это по собственной инициативе и до того, как войну России объявила Австро-Венгрия). Таким образом, турки не были обязаны вступать в войну, если трактовать договор буквально.
На следующий день в Турции была объявлена всеобщая мобилизация. Одновременно правительство заявило о своем нейтралитете и неучастии в европейской войне. Турки сохранили секретность, они утверждали, что мобилизация не направлена против союзников, а Энвер зашел так далеко, что даже намекнул, что «подумывает» о присоединении к союзникам.
