Встревоженный Дидс сообщил о своем неприятном разговоре с послом военному министру лорду Китчнеру. Британия находилась в военном союзе с Россией – страной, которая на протяжении полутора веков пыталась расчленить оттоманскую империю, поэтому успокоить турок было делом непростым, однако, Дидс полагал, что стоит сделать усилие.
Черчилль, между тем, становился все более воинственным и рассматривал империю в качестве вражеского государства. 26 августа адмирал Лимпус сообщил о переброске немецких войск и офицеров через нейтральную Болгарию по суше, и добавил: «Константинополь фактически полностью в руках германцев». Черчилль требовал немедленных действий. 1 сентября начались консультации Адмиралтейства и военного министерства. Было решено, что если Goeben и сопровождавшие турецкие корабли выйдут из Дарданелл, они будут потоплены.
Черчилль также разрешил командиру британской торпедной эскадры действовать на свое усмотрение. Это привело к самым плачевным последствиям. Пользуясь авторизацией Черчилля, британцы остановили и повернули назад турецкий торпедный катер, на борту которого, в нарушения нейтралитета, находились германские военные моряки. В ответ турки полностью блокировали и минировали Дарданеллы, прекратив через пролив всякое коммерческое судоходство. Это был удар колоссальной силы по интересам России. Через Дарданеллы шел единственный незамерзающий маршрут, связывавший Россию и Запад, и 50% российской внешней торговли. Потеряв Дарданеллы, Россия потеряла возможность вывозить свои товары на экспорт и на выручку закупать оружие и амуницию. Если бы лидеры союзников осознали, что они находятся в начале долгой и изнурительной войны, они бы могли понять, что минирование Дарданелл может подорвать царскую Россию, а вместе с ней – и всю затею союзников.
Нейтралитет Дарданелл был гарантирован международными договорами. Минирование пролива являлось еще одним грубым нарушением международного права и обязательств, которые турки взяли на себя. И, несмотря на это, турки не объявляли войну. Эта позиция пассивной враждебности по-настоящему бесила Черчилля.
Черчилль не знал этого, но германцы и австрияки также находились в незавидном положении. В Берлине были горько разочарованы тем, что продолжающееся присутствие Goeben и Breslau не спровоцировало британского объявления войны Турции. Чтобы не думали австрийский и германский послы о конечных намерениях Порты, у великого визиря были веские оправдания бездействия. Мобилизация еще не была завершена, но даже с момента ее завершения никто не брался предсказать, сколько времени хрупкие турецкие финансы могли бы продержать полностью мобилизованную армию.
Более, важно, турецкие переговоры с соседними балканскими странами, в особенности, с Болгарией, не принесли никаких плодов.
Турки с самого начала дали понять, что вступят в войну только вместе с болгарами. Болгария лежала на главном турецком маршруте в Европу, и Болгария хотела завоевания земель. Если бы турки начали войну с русскими, оставив в тылу нейтральную или враждебную Болгарию, болгары с легкостью могли бы ударить в самое сердце империи, а турки ничего не смогли бы поделать. Великий визирь заметил в разговоре с германским послом: «Я уверен, что германия не желает, чтобы Турция совершила политическое самоубийство».
