Все начиналось радужно. Накануне Пасхи мятежный Славянск сбавил темпы. Он тихо праздновал: украинские военные отдали свои БТМ, часть десанта перешла на сторону митингующих. Десять человек сорвали шевроны – ушли в самооборону Славянска.
“Танчики” пригнали на главную площадь, украсили цветами. У взрослых – короткий рабочий день, у детей – каникулы (в связи с революционной обстановкой).
Народ высыпал на площадь. Покупают мороженое, любуются горисполкомом. Он захвачен штурмовиками. Местные шлют им приветы, фотографируются. Все очень вежливо.
– Вы откуда будете? – интересуюсь у людей с автоматами, подходя к баррикадам.
Говорят, приехали из Крыма. Там числились в рядах самообороны. Оружие трофейное. В это можно верить: украинские военные базы, что базировались в Крыму, отдавали свой арсенал без боя. Но крымчане приехали не одни. В их рядах мелькают и казаки. Судя по одежке – не местного разлива.
– И как же догадались, что нужно брать именно Славянск? – задаю вопрос одному из штурмовиков по кличке Ромашка.
– Скоро будет пресс-конференция. Там народный мэр все расскажет! – уверяет Ромашка.
Народный мэр? Темная лошадка. Известно, что житель Славянска. Служил в Афганистане. Там же получил контузию. На первый взгляд обычный мужичок: неказистый, простой. И главное – кристально честный. В частности, не пытается замаскировать штурмовиков под “местных”.
– Это все мои друзья – я их пригласил для обороны Славянска, – объявляет во время пресс-конференции Вячеслав Пономарев. – Но их не больше тридцати человек – удерживаем горисполком. На всех остальных баррикадах стоят местные ребята.
Действительно стоят, да только “народный мэр” для них большая новость. Не знали, не голосовали. Узнали через СМИ. Выходит, Пономарев проводил избирательную кампанию исключительно в “дружеской среде”. А теперь решил узаконить статус. Потому во время пресс-конференции с гордостью демонстрирует заявление мэра Славянска Нели Штепы, написанное “по собственному желанию”.
– Мы ей сделали такое предложение, от которого она не смогла отказаться, – радостно сообщает.
После пресс-конференции уговорила провести экскурсию по зданию. Пономарев был крайне любезен, пока нам не повстречалась Штепа под конвоем автоматчиков – ведут в туалет.
– Я не писала заявления. Они меня арестовали! – кричит, вырываясь.
“Кричит, вырываясь” – набираю эсэмэску редактору. Тут же подлетает “народный мэр”, вырывает телефон. Читает SMS.
– Ах ты ж тварь майдановская! – орет в лицо. – Арестовать!
– Вы шутите? – улыбаюсь… И тут же понимаю, что не шутит. У мэра стеклянный взгляд и чуть ли не пена изо рта. Возможно, подобное превращение – результат контузии. Но самое интересное, что “друзья” послушно направили на меня автоматы. Говорят: “Вы арестованы”.
Выводят из здания. Везде глазеет народ. Автоматы опустили. Один из казаков приобнял. Мол, это всего лишь прогулка.
– Убери руки! – пытаюсь вырваться.
– Значит так: или я сейчас ломаю руку – и ты теряешь сознание от болевого шока, либо идешь по-хорошему! – шипит на ухо, при этом мило улыбаясь толпе.
Народ на лавках нам улыбается в ответ – и машет.
Дальше по курсу – крохотный славянский Майдан. Он не похож на киевский – это скорее вечерние посиделки. Мамочки с колясками, молодежь с гитарой. У всех слезы на глазах – так рады нас видеть. И у меня нет никакой возможности разрушить эту чертову идиллию.
Закончилась она в горотделе милиции.
– Принимай! По приказу главного штаба! – обращаются к тамошнему конвою.
ОБЕЩАЛИ РАССТРЕЛЯТЬ НА РАССВЕТЕ
– Руки за спину. Лицом к стене! – передернул автомат парнишка в маске. Рядом еще несколько активистов. Судя по виду, местные ребята. Одеты в “домашнее”: джинсы, куртки, свитера. Поверх бронежилеты. Вооружены до зубов (благо у милиции хранилось порядком оружия). Еще минута – толкают в камеру.
– Ну обалдеть! – усаживаюсь на топчан. – Интересно, что дальше?
Надо отдать должное майдановцам – они не трогают прессу. Взять репортера за эсэмэску – это идиотизм. Вообще брать репортера – это идиотизм.
“Или они думают, что у меня разовьется стокгольмский синдром?” – размышляю, прильнув ухом к двери камеры.
В горотделе прямо наплыв “клиентов”. Без конца орут: “Лицом к стене!”. И бахают двери камер. Судя по обрывкам фраз, берут местных.
– Почему не остановил машину для досмотра? – орут на кого-то в коридоре. – Да! Потому и стреляли – сам дурак. В камеру!
Еще одного арестовали за пьянку. Третий орал на улице: “Слава Украине!”. Героя обработали электрошокером. На пару часов все затихло. Но ближе к ночи “заключенные” подняли бунт. Лупят в двери, матерятся. Требуют позвонить родным.
– Слушай, ну позвони – жена с ума сходит! – кричит мужик из соседней камеры.
– Ладно, не ори! – успокаивает надзиратель – судя по голосу, совсем зеленый паренек. – Как зовут? Ольга? А по отчеству, а то неудобно как-то. …Владимировна? Диктуй номер… Да, Ольга Владимировна, ваш муж задержан по решению Народной республики – содержится в камере. Ну что вы плачете? Не надо плакать. Нет, мы его не били. Да, кормим. Поужинал. Не переживайте так. Не знаю, когда отпустят. Обычно через сутки.
– И моим позвони! Позвони матери! Валентина Петровна – ты ее знаешь. Она тебя еще учила, наверное! – слышу крик из соседней камеры.
– Блин, это училка химии! – цедит паренек напарнику. – Лучше ты звони – она всегда меня ненавидела.
– Можно и мне позвонить? – радостно тарабаню.
Паренек открывает.
– Вам нельзя! – говорит, натягивая черную балаклавку. – Вас главный штаб задержал. Это не по нашей части. Там вообще сидит спецура – с ними лучше не шутить. Но, может, что-то надо?
– Да, очень холодно. И еще сигареты.
– Ага, сейчас.
Отдает свое курево. Метнулся за одеялом. Похоже, тюремщики этой смены – не зверье. Хорошо бы на их смене и выйти. Засыпаю с этой мыслью.
В четыре утра в моей камере неожиданно прибыло. На топчан кинули какого-то здоровяка.
– Сдается мне, что содержание мужчины и женщины в одной камере противоречит правилам Женевской конвенции, – нехотя уступаю часть топчана.
– А больше в этой ситуации тебя ничего не смущает? – интересуется новый сосед, усаживаясь поудобней.
Моему собрату по несчастью лет тридцать. Выступает в супертяжелом весе. Говорит, задержали, когда пытался записаться в ряды самообороны. Заподозрили в нем милиционера или сотрудника СБУ. Сообщили в главный штаб. Там пообещали расстрелять на рассвете.
– Потому запомни мои данные, – трясет меня за плечи. Данные запомнила (на данный момент мы их не разглашаем, потому что этот человек все еще находится в застенках “республики”, ограничимся лишь именем – Дмитрий).
Дотянули до рассвета. Дмитрий, гад, выкурил все мои сигареты. И главное: ему что, все равно помирать, а мне еще неизвестно сколько тут торчать.
В принципе камера – ничего. В фильмах показывают хуже. А тут побелено-покрашено и даже не воняет. Кормят вроде хорошо: супы, борщи. Очевидно, это поставки от славянских бабушек. Наверное, вкусно, но мы не пробовали. Мало ли какие психотропы туда намешали. Уж лучше оставаться при памяти. В восемь утра дверь камеры распахнулась – Дмитрий быстро перекрестился. Но на пороге вместо автоматчиков появился человек с папочкой.
– Следователь? – толкаю в бок Дмитрия.
– Бедновато одет. Скорее опер, – шепчет в ответ.
Действительно, оперуполномоченный ГОВД Славянска. Говорит, на вас, товарищ Дмитрий, прислали запрос из соседней области. Там возбуждено дело по факту убийства на основе заявления матери.
Потому Дмитрию необходимо написать заявление, дескать, жив-здоров.
– Слушайте, вытащите меня отсюда! – дергаю за рукав опера. Так, мол, и так, я – журналист. Не имеете права. С редакцией нет связи. Очень страшно.
– Ничего не могу сделать, – потупился опер, нервно поглядывая на конвой. – Мы сейчас вообще ничего не можем. Ничего…
– Сережа, что ты там с ними? – насторожился конвой.
– Да ничего, – тут же отвернулся опер. – Как вчера в Краматорске прошло?
Закурил. Забрал заявления. И так мило переговариваясь с митингующими, вышел.
– Что это было? – таращусь на Дмитрия.
Похоже, опер был из тех, кто официально перешел на сторону народа. С одной стороны, вроде молодец, а с другой – предатель. Разве мы не народ? Нас из плена вызволять не надо?
– Вот сволочь! – кусаю губы.
– Спорный момент. Так они хоть как-то контролируют беспредел. Из тюрьмы не вытащил, зато появилась ниточка, где был, при каких обстоятельствах, – воспрянул духом Дмитрий. – Теперь меня так просто в расход не пустят. Да и о тебе они уже знают.
БУДУТ СУДИТЬ КАК КОНТРУ
Только мне от этого не легче. Решили подождать сутки – может, выпустят, как остальных. Не выпустили. Зато приходил с визитом “народный мэр”. Был крайне озадачен. Говорит: жалобы есть?
– Меня держат в плену по вашему приказу. Требую права на один звонок, – говорю.
– Ну требуй-требуй! – уставился на меня “царек”. Смотрел так еще минуты две не моргая – развернулся, вышел. Содержательная беседа получилась. И главное – ни одного намека: когда же выпустят? Благо конвой внес ясность. Парни говорят: “Ваши дела передали в СБУ”.
– Донецкой области? – уточняем через дверь у конвоира.
– Донецкой народной республики, – с гордостью отвечает.
Да ну елки-палки! Это та часть СБУ, которая также перешла на сторону народа. И там два варианта. Либо чекисты вменяемы – и вытащат. Либо решат выслужиться перед контуженным “царьком” Понамаревым – и нас будут судить за “контрреволюционную деятельность”, как это было в семнадцатом году.
– Если нас признают контрой, то сгноят, – приподнимает брови Дмитрий.
– Где сгноят? В настоящую тюрьму за такое не сажают.
Дмитрий ухмыляется. Мол, почему же? А там примут – согласно директивам “республики”. Таковы реалии сегодняшней Украины.
– Ну мы и влипли! – хватаюсь за голову. Аж в ушах загудело. Или… это самолеты? Кружат над городом – бреющий полет. В горотделе все засуетились, забегали. Слышим: раздают патроны, занимают круговую оборону. Значит, будет штурм.
– Наши идут! – хлопаю в ладоши. – Возьмут город – нас освободят! Наконец-то, родненькие…
– Ага, освободят, – вяло кивает сокамерник. – Придут, сдадутся – и вся война. Кстати, лучше так. Если начнут бомбить, нам из клетки бежать некуда. Считай трупы.
Накрыло приступом панической атаки. Тарабаню в двери, требую отпустить. Сейчас, немедленно – и будьте вы все прокляты.
– Не положено, – слышу в ответ.
– А в заложниках держать положено? – снова стучу. – Или… У вас есть штрафбат? Мы готовы добровольцами.
Говорят, если будем “вякать” – станем живым щитом. Мы перестали “вякать”. Ждали штурма – не дождались. “Родненькие” опять сделали пару бессмысленных маневров – на том дело и кончилось.
До утра размышляла над побегом. Решила имитировать приступ – пусть вызовут скорую. Конечно, приставят конвой, но из больницы бежать легче. Дальше на перекладных до Полтавы, а там уже свои.
Хотя глупость: кому они свои – эти новые правители или боевики “Правого сектора”? Из огня да в полымя…
Реально, как в семнадцатом году: мечешься от красных к белым, а за углом караулит батька Махно.
Однако все лучше: на воле можно маневрировать. Лежу, обдумываю детали. Вдруг:
– Тебе повезло! Отпускают! – сообщает парнишка-конвоир.
– Да черта с два мне повезло! Просто редакция развернула бурную деятельность по всем фронтам. Или ваш клоун думал, что так просто сгноит журналиста крупнейшей газеты? – интересуюсь у конвоира.
Тот смущенно пожимает плечами. Мол, мы что? Мы ничего… Разве мы профессиональные тюремщики?
– Дай тебя поцелую! – вдруг не выдержал комендант РОВД Андрей. Уже не молодой мужчина – явно из рабочей интеллигенции (наверняка инженер или начальник цеха). Напоследок ведет пить чай.
БУДЕМ ЖИТЬ, ПЕХОТА!
– Просто так обижает вся эта ситуация с политикой. А с другой стороны, семья каждый день звонит: зачем пошел? Ты же мягкосердечный – не твое это, – изливает душу Андрей. – И вот получается… Не могу говорить… – и заплакал.
Взял тюремщик и заплакал. Ну куда это годится? А все эти разговоры во внутреннем дворе ГОВД… Там конвоиры уединяются с телефоном, думают, никто не слышит… Кроме задержанных. Мы-то слушаем внимательно – все равно делать нечего. И всегда одно и то тоже:
– Я думаю о тебе. И о семье. Нет-нет. Наоборот, хочу подняться в своих глазах, и в глазах детей. Да ты пойми…
И вот так все время на разрыв. Думаете, они там не боятся на восточных Майданах? Очень боятся. И то, что начнут стрелять, и то, что будут преследовать семьи. А смелые они, что называется, от отчаяния. Но это пока все так трогательно. Пройдет время – и люди поменяются, как поменялись на Майдане. Они почувствуют вкус беспредела, силу оружия. Они выдавят из своей среды всех мягкотелых – и вот тогда не дай Бог оказаться в тамошних застенках. Они легко станут пыточным подвалом.
Впрочем, у митингующих на киевском и на восточных Майданах есть одно серьезное отличие. Может, дело в менталитете. Но на киевском на один отряд три гетмана. Так было изначально, потому тот Майдан слабо управляем, всегда в раздрае. А восточные ребята – ведомые. Они следуют за лидером. За группой “друзей”, как в случае Славянска. За “царьком” Пономаревым, зачастую даже не зная, как тот выглядит, и следуют его командам через третьи руки. Командам часто параноидальным. Как, например, объявить охоту на местных журналистов за то, что пишут “ерунду”. Или держать в плену ту же Штепу (официальный мэр Славянска). Хорошая, плохая… Какая разница? Это чистой воды беспредел!
Конечно, можно возразить: а какой нормальный человек согласится возглавить подобный авантюрный протест, рискуя свободой? Дескать, это всегда будет неадекватный персонаж. Но ведь и зашкаливать не должно: ведь скомпрометировать народный протест, превратив его участников в террористов, – дело не хитрое.
P.S.”Комсомольская правда” в Украине” намерена и дальше следить за судьбой бывшего сокамерника Евгении Дмитрия. И при необходимости готова предоставить правоохранительным органам данные человека, который на данный момент находится в плену у активистов города Славянска.
А В ЭТО ВРЕМЯ
Местную прессу загнали под лавку
Печатные СМИ Славянска вынуждены приостановить свою работу. Об этом сообщил главный редактор газеты “Славянские ведомости” Олег Зонтов. Он объясняет это тем, что на улицах города опасно появляться с фотоаппаратом или видеокамерой. За журналистами установили слежку, периодически задерживают и маринуют в ГОВД, требуя “задуматься о том, что пишешь”.
– С недавних пор журналисты Славянска работают в военных условиях – у них забирают технику, заставляют отдавать флешки с материалами, – говорит Зотов. – Многие редакторы приняли решение не выходить на этой неделе. Поэтому в киосках висят объявления “Местной прессы нет”.
