Отношения между Ираном и Сирией еще больше испортились после войны 2006 года. Столкнувшись с давлением внутреннего экономического кризиса, во многом порожденного американскими санкциями, сирийский президент искал пути восстановления отношений с Западом – вопреки иранским возражениям. Министр иностранных дел Сирии Имад Мустафа, в беседе со мной в 2007 году сказал: “Я хочу, чтобы всем было совершенно ясно – Сирия – средиземноморская страна. Мы смотрим на Запад, мы не смотрим на Восток. Мы видим в Америке лидера”.
У “Хизбаллы” были собственные проблемы с Дамаском. Ее руководство было горько разочаровано установлением канала связи между Израилем и Сирией – через Анкару. Еще более не понравилось “Хизбалле” решение Асада послать суннитских исламистов ФАТХ эль-Ислам в ливанский город Триполи. Лидеры “Хизбаллы” были взбешены этой попыткой Асада дестабилизировать ливанское правительство – за их счет. Один из них сказал мне тогда: “Мы знаем, кто несет ответственность за происходящее в Триполи – даже если вы, журналисты, не знаете”.
Отношения достигли низшей точки в сентябре 2007, когда израильтяне разбомбили атомный реактор на севере страны, а режим предпочел не реагировать на это военными способами. В частной беседе один из высших руководителей “Хизбаллы” обвинила Асада в “флирте с сионистами”.
Убийство Мугние стало последним унижением для “Хизбаллы”. Публично продолжались разговор о “едином фронте Сопротивления”, и издавались идентичные заявления, оплакивающие жертву покушения. В частных разговорах лидеры “Хизбаллы” обвиняли Сирию в гибели Мугние, указывая на и проколы охраны, а также на некомпетентность генерала Асефа Шавката, мужа сестры Асада, на которого была возложена задача охраны Мугние. Немедленно после взрыва, согласно ливанскому исламистскому источнику, “Хизбалла” наотрез отказалась предоставить сирийцам доступ к телу Мугние, физически воспрепятствовав офицерам сирийской службы безопасности, пытавшимся пройти в комнату в госпитале, в котором лежал командир “Хизбаллы”.
В течение считанных часов после покушения Иран послал в Дамаск своего министра иностранных дел для того, чтобы успокоить разбушевавшиеся страсти – но это не помогло. Ни один высокопоставленный сирийский чиновник не посетил похорон Мугние, и “Хизбалла” пришла в бешенство, когда шефом расследования убийства назначили Шавката.
Но если “Хизбалла” видела в смерти Мугние темные знамения, исходившие из Дамаска, то и для Израиля, и для Америки произошедшее было большим сюрпризом. Израильский премьер Ольмерт заявил: “Израиль отвергает любые попытки террористических элементов приписать ему какое-либо участие в данном инциденте”. Пресс-секретарь Госдепартамента МакКормик просто сообщил о смерти “хладнокровного убийцы, повинного в массовой гибели ни в чем не повинных людей”, и выразил надежду на то, что мир “станет лучше” без него.
Определенно, у “Хизбаллы” были свои собственные подозрения по поводу того, кто убил Мугние. Один из руководителей организации откровенно разговорился со мной, сидя под его портретом летом 2010 года. Он сказал: “Сионисты убили Хаджа Радуана”. Потом пожал плечами : “Или ваше ЦРУ”. Я возразил: “Одного покойника нельзя похоронить в двух катафалках”. Вдруг его глаза гневно вспыхнули, и он сказал: “Я не могу вам сказать, кто убил Хаджа Радуана, потому что я не знаю. Но я могу вам сказать вот что: если бы его охрану поручили мне, а не сирийцам, сегодня он был бы жив”.
В конце концов, упорные слухи о причастности сирийцев к убийству Мугние вынудили меня поехать в Израиль – к хорошему другу, который более тридцати лет вращается там в высших сферах. Я начал издалека, расспрашивая об отношении Ольмерта к палестинцам. Медленно дискуссия перешла на отношения Израиля и Сирии и на непрямые переговоры, организованные при посредничестве Турции. Мне пришлось быть откровенным: Потребовал ли Израиль, в качестве условий потепления в отношениях, покончить с ядерной программой и убрать Мугние?
Мой друг измерил меня взглядом со своей стороны стола, и медленная улыбка поползла по его лицу: “Я не только не могу говорить об этом в принципе. Я не могу об этом говорить специфически с вами”. Затем, после продолжительной паузы, он добавил: “Вы знаете, у нас с сирийцами было две единицы багажа. И теперь их нет”.
Почти ровно через три года после гибели Мугние в Дараа начался сирийский мятеж. Через несколько месяцев после этого Насралла послал на помощь Асаду первых боевиков. Это решение породило возмущение среди высшего руководства “Хизбаллы”, не забывшего о смерти Мугние. Но Насралла навязал свою волю. Тимур Гоксель, ветеран миссии ООН в Ливане и специалист по “Хизбалле”, заметил: “Никто в “Хизбалле” не говорит о Сирии. Никто даже ее не упоминает. Только Хассан Насралла”.
Годом позднее, в июле 2012 мятежники ударили в самое сердце сирийского режима. 18 июля мощный взрыв потряс здание совета национальной безопасности в Дамаске. Погибли министр обороны и три ведущих лидера в области безопасности, включая генерала Асефа Шавката. Через два дня состоялись похороны Шавката. Представители “Хизбаллы” на них не присутствовали.
По материалам: Mark Perry. The Driver. Foreign Policy, April 29, 2013
