Рост религиозной воинственности, который происходит во многих традициях вопреки тезису секуляризации, может быть связан с растущим влиянием и властью, а также доступностью аудио-визуальных медиа. Долгосрочная перспектива для фундаментализма, является, в лучшем случае, двусмысленной. На первый взгляд, фундаменталистский импульс является реакцией на вторгающиеся качества кино и телевидения, которые выставляют на всеобщее обозрение ранее “сакральные” области человеческой жизни, прежде всего, все, что связано с сексуальными отношениями. Во время исламиистской кампании в Алжире техникам спутникового ТВ перерезали глотки. Их вина заключалась в том, что они приносили в каждый мусульманский дом “сатанинский Запад” – не только каналы новостей, но “мягкую порнографию” из Италии и Нидерландов. В Америке “телеевангелисты” – Фалвелл и Робертсон “отбивались” от кажущейся секуляризации культуры созданием собственных телеканалов и программ. С развитием спутниковых сетей, наподобие в al-Jazeera Катаре, государственные транслирующие монополии теряют свою способность установить цензуру и контролировать информацию. В наименее развитых регионах пробудились еще более радикальные силы, которые, с помощью аудио-визуальная революции подорвали господство образованных элит. Такие общества, как Иран и Индия, где уровень грамотности был низок, перескочили из эры устных легенд и преданий в аудиовизуальную эру – без опыта революции грамотности, которая генерировала и протестантизм, и Просвещение в Европе.
Совершенно ясно, что информационная революция принесла с собой крах тезиса секуляризации – по крайней мере, в том виде, как его формулировали Бергер, Кокс и другие. Там, где уровень грамотности был низок, аудио и видео кассета позволила харизматичным фигурам, вроде шейха Кишка в Египет или аятоллы Хомейни в Иране обзавестись массой последователей. Тщательно обработанные видео клипы Усамы бин Ладена, распространенные al-Jazeera, создали ему имидж архетипа исламского героя. Аудио-визуальные технологии восстановили мощь слова и жеста – традиционной религиозной территории. Новый тип лидера подорвал гегемонию бюрократов, традиционных религиозных профессионалов, и силу печатного слова. Опираясь на телевидение или видеозапись, сила устного слова, язык ритуала и жеста вновь демонстрируют свой потенциал. “Оскорбление” – полученное скорее через утверждения, сделанные по телевидению, нежели действительно написанное в “Сатанинских Стихах”, инициировало кампанию против Рушди в Великобритании и Южной Азии.
Пример современного использования фундаменталистами средств информационной технологии: операция Джабхат ан-Нусра по отомщению за резню в Элтамна, близ Хамы. Обратите внимание на качество пост-продакшн.
Фундаменталисты получили два основных преимущества от информационной революции. Во-первых, радиотрансляция и телевизионные имиджи, которые теперь доступны подавляющему большинству населения планеты, приводят к тому, что люди знают гораздо больше о происходящем вокруг них, и могут идентифицировать себя с той или иной специфической проблемой. Это повышает политическую температуру и добавляет восприятия культурного столкновения. Наиболее явным примером является палестино-израильский конфликт. Зрители в мусульманском мире разъярены при виде израильских солдат, убивающих и унижающих палестинцев. В то же время зрители на Западе, шокированные и потрясенные кровавыми деяниями террористов-смертников, получали подтверждение для своих анти-арабских и анти-мусульманских предрассудков. Многие теоретики неоднократно указывали на то, что телевидение – не то же самое, что прямая пропаганда. Оно не имеет однонаправленного и гомогенного воздействия на зрителей. Большинство зрителей приносят с собой ранее существовавшее знание и “расшифровывают имиджи” в соответствии с собственными предрассудками. В мусульманском мире имиджи израильского угнетения усиливаются разницей в образе жизни. Например, откровенные сексуальные контакты на пляже Тель-Авива истолковываются следующим образом: палестинцам грозит не только “расистский” враг с его дискриминацией, но и полное, абсолютное зло джахилии (язычества).
Во-вторых, фундаменталисты получили возможность создания пара-персональных, электронно усиленных отношений между харизматичным лидером и аудиторией. Гитлер и Насер получили огромные выгоды от радио, Хомейни и бин Ладен на экранах телевизоров были иконами, впечатляющими фигурами, излучавшими торжественность, авторитет, благородство и аскетизм, с которыми мусульмане ассоциируют образ пророка Мухаммеда.
Несмотря на то, что фундаменталистские движения получили от информационной революции огромные выгоды, они же могут оказаться ее жертвами. Развитие спутникового телевидения и интернета ведет к разрушению информационных монополий, от которых фундаменталисты – как и любые другие авторитарные движения зависят. В некоторых контекстах – таких, как палестино-израильский конфликт или Ирак после американо-британского вторжения, вооруженное сопротивление навязанной извне власти, разрекламированное медиа, рассматривается в качестве легитимного значительным количеством людей. В таких обстоятельствах (которые, как правило, более подходят под категорию религиозного национализма, нежели “чистого” фундаментализма) террористы и шахиды могут превратиться в героев. Но там, где религиозные радикалы пытались навязать свою волю силой, как в Египте, та известность, которую они получили благодаря “пропаганде делом” может привести к волне народного отвращения, в особенности у среднего класса, который является главной базой поддержки фундаменталистов. После всестороннего и исчерпывающего изучения современных исламистских движений – от Марокко до Индонезии, французский политический аналитик Жиль Кепель пришел к выводу, что терроризм является реальным признаком слабости, и применяется в том случае, когда попытка мобилизации масс ничего не дала. Циклическое насилие 90-х – атаки против туристов в Египте, захват “Талибаном” Афганистана, война в Чечне, насилие во Франции, атаки против американских целей в Саудовской Аравии, Йемене и Восточной Африке, и кульминация в терактах 9/11 “прежде всего – отражение структурной слабости движения, но не растущей его силы”.
