Европа умирает из-за нежелания рисковать

Израильтяне могут быть неохотными воинами, но война – это то, что принесло им успех. В апреле 2016 две трети учащихся 11 и 12 классов в Израиле во время опроса согласились с утверждением “Хорошо умереть за свою страну” – и это наверняка намного больше, чем в Европе или Америке.

Война ассоциируется с предпринимательством одним очевидным способом: она создает настоятельный запрос на новые технологии и обучает большое количество людей, которые приносят свои навыки в частный сектор. Ветераны израильской радиотехнической и электронной разведки, например, создали множество важных технологических фирм.

Снова, не модно прослеживать связь между подготовкой к войне и ростом производительности. Сегодня нам больше нравится верить в то, что предпринимательство развивает мир и взаимопонимание. Принимая награду от Springer Verlag в апреле Марк Цукерберг поведал: “Миссия Facebook, и то, на чем мы реально фокусируемся, это возможность поделиться всем, что имеет для вас значение, всем, о чем вы думаете, все, что вы переживаете ежедневно. И идея о том, что у каждого есть возможность поделиться этими вещами , ведет к большему пониманию в мире ”. Взгляды Цукребега напоминают идеи Нормана Ангелла, высказанные им в 1910 году. В своей книге The Great Illusion он надеялся на то, что экономическая независимость положит конец войне. Истина прямо противоположна: инновация поднимается от того же желания рисковать, которое сделало Европу любительницей войны.

Мы слышим превалирующий сантимент образованных классов Европы в песне Джона Леннона Imagine – о том мире, в котором границы и религии нас не разделяют, мире, в котором каждый может выбрать и определить собственную идентичность, говоря словами судьи верховного суда Энтони Кеннеди. В этом мире не будет ничего того, за что стоило бы воевать. В этом мире можно обнаружить больше чем кусочек антиутопии Brave New World , с той только разницей, что в отличие от воображаемого будущего Хаксли, мы еще не занялись массовым производством младенцев в бутылочках. В реальности, мы вообще мало производим младенцев. Уровень рождаемости в Европе – 1,5 на женщину. Германия, самая важная экономика континента, уже страдает от хронической нехватки рабочих в результате этого.

Культуры, отказывающиеся от риска, избегающие самопожертвования принимают гедонистический стиль жизни, в котором детям не остается места. Интересно отметить, что и Британии и в США рождаемость выше, чем в Германии и Японии (Франция – странность в этом сравнении – с очень низким ростом производительности и относительно высокой рождаемостью, но большое мигрантское население делает затруднительной оценку французских данных).

Я не намекаю на то, что существует причинно-следственная связь между рождаемостью и производительностью. Но культурные характеристики, влияющие на обе эти переменные могут быть связаны. Молодые поколения не пойдут класть свои головы ради будущих поколений в тех странах, которые не могут родить эти будущие поколения. И наоборот, можно сказать, что если вам не за что умереть , то вам незачем и жить.

Как представляется, мы не можем иметь и то, и другое: культуры, производящие большое количество индивидов, готовых взять на себя не страхуемый риск, также демонстрируют готовность к риску во всех остальных сферах жизни. Тот же тип людей, который начинает инновационный бизнес, идет на войну, растит семьи, и создает искусство, демонстрирующее чувство экзистециального риска. Античные еврейские саги говорят о “злом импульсе”, йецер ха-ра . термине, относящемся к амбиции, напористости и сексуальном желании. Притча в Талмуде рассказывает о том, как однажды раввины изловили этот злой импульс, и заключили его в большой горшок. На следующее утро никто не пошел на работу и ни одно яйцо не было выложено во всем Израиле. Раввинам пришлось его отпустить.

Britain embraces risk once again: Spengler
BY DAVID P. GOLDMAN on JUNE 27, 2016